Выбрать главу

  Ленка не слишком верила, что поиски черного кота в ночи увенчаются успехом. Дело даже не в том, что кот мог убежать далеко от дома, спрятаться в подвале или его приютил кто-то из жителей окрестных домов. Ленка знала, что кот просто ушел. Это был кот Иркиной бабушки. Бабушка умерла - и кот ушел. Все логично. По Ленкиным представлениям, котам для ухода в потусторонний мир не надо было умирать. Он мог выбежать из подъезда прямо куда-то туда. Да и вообще, если бы кот с разбегу вбежал в стену и исчез в ней, Ленку это не удивило бы. Где коты, там и всякое такое. Чудеса, мистика.

  - Он точно где-то в помойке роется.

  Ирка повторила это уже раз сотый за вечер. Они облазили все помойки в округе, заглядывали в подвальные окошки, но Мотю так нигде и не заметили.

  - Бабушка его на помойке нашла. Ходила мусор выносить. А он увязался. Так и шел за ней до дверей квартиры. Она его всегда звала 'помоечник'.

  'Ну да, за бабушкой пришел, за бабушкой ушел', - думала Ленка. Ей казалось, что даже звездочки на небе понимают все, только Ирка почему-то нет. Интересно, где они сейчас - Иркина бабушка и кот?

  Эта бабушка была странная. Огромная, неповоротливая, на слоновьих ногах. Ходила с трудом. От нее как-то противно-сладковато пахло, поэтому в гостях у Ирки Ленка никогда не ела: ее подташнивало от этого пропитавшего всю квартиру запаха.

  - Болею. Покарал меня бог, что вырастила дочь-шкуру! - то и дело говорила о себе Иркина бабушка.

  Она вообще часто поминала бога и ругалась. Прямо рядком:

  - Ох, пресвятая богородица, спаси и сохрани... где опять ходит моя блядища?

  Ленкины родственники (родители и многочисленная родня из деревни) часто обсуждали всякие скользкие темы, но при этом на детей все-таки косились неодобрительно, как будто ждали, что те сами поймут: им тут не место, и уйдут заниматься своими, детскими, делами. Иркина же бабушка всегда говорила напрямую все, что думала. Саму Ирку она частенько ругала и даже била, например как-то раз, еще в третьем классе, Ирка получила ремня за то, что накрасила губы мамкиной помадой.

  Как ни странно, Ирка бабушку очень любила: и крики, и колотушки сносила стойко. А вот мать свою она ненавидела. Со слов Иркиной бабушки выходило, что мать родила Ирку специально: думала, что, залетев от своего женатого любовника, сможет увести того из семьи, но прогадала. До самого последнего момента ждала, что он одумается, аборт делать не стала. Не одумался. Имени своего отца Ирка не знала. В свидетельстве о рождении она была записана как Ивановна (мама решила, что Ирина Ивановна - красиво), а бабушка, чтобы подчеркнуть ее статус безотцовщины, часто звала ее Илоновной - вместо отчества придумала внучке матьчество.

  - Мамка опять куда-то отправилась на ночь глядя... позорит нас... - бурчала часто Ирка, но Ленка, хотя и кивала сочувственно, думала, что если бы Иркина бабка не перемывала дочери кости, возглавляя бабий синод на лавочке у подъезда, никто ничего дурного об Иркиной матери и не подумал бы.

  Ленке казалось, что развратная женщина должна выглядеть вульгарной - яркой и резкой, как запах краски, которой по весне красят фасады, но почему-то с вульгарностью у нее куда больше вязалась Иркина вечно воняющая бабка. Ирина мать была маленькая, худенькая, совсем без изгибов и выпуклостей, с незапоминающимся, как будто смытым лицом, на котором только рот выделялся из-за ярко-красной помады. Она преподавала черчение в колледже, бывшем ПТУ, и часто отлучалась куда-то, как будто на частные уроки, хотя бабушкино мнение об этих уроках было известно: загуляла.

  - Мамка сказала, что Мотя ушел, потому что весна... сказала: не ищи, ему на улице хорошо... а чего хорошего не дома?.. - говорила и говорила Ирка.

  Сейчас они дойдут до последней помойки на районе - и по домам. Правда, Ленка Ирку до подъезда обязательно проводит, а не наоборот. Ирка такая мелкая, одну ее боязно отпускать. Ленка-то вымахала уже...

  - Мотя! Мотя!!!

  Ленка не поверила своим глазам. Из кустов к ним навстречу вышел кот Мотя собственной персоной. Большой, черный красавец с белой грудкой и в одном белом носке.

  - Мотечка! Мой Мо-отя! Вернулся, помоечник!

  От волнения Иркин голос смешно дребезжал. Она присела на корточки и обняла кота.

  Ленка смотрела на Иркину спину, оттянутую тяжелым школьным рюкзаком, на ее голову, разделенную прямым пробором на две части, на две тонкие, жалкие косички, на пушистый хвост кота, задранный трубой, и думала о том, что где коты, там и правда - чудеса.

  Мама проверяла тетрадки на кухне. Отец уже спал. На работе он что-то хорошо отпраздновал и пришел немного пьяный. Поэтому мама, наверное, и была такая грустная. Ленка знала: мама боится, что отец может спиться, как многие другие мужчины в городе. Водка просачивается в любого - неважно, кладет человек кирпичи на стройке или, как ее отец, руководит какими-то проектами. Но ругаться с отцом, если он приходил пьяным, мама избегала: он человек вспыльчивый, и, если что, разорется так, что стены ходуном заходят.

  Ленка знала, что у других в семьях доходило до драк, до крови, до сломанных ребер, но то, что у них отец ограничивался только ором, ее не слишком радовало. Ей казалось, что их семья зависла в беге над пропастью, как бывает в дурацких американских мультиках, когда герой молотит в воздухе ногами несколько секунд, потом смотрит вниз, видит, что земли под ним нет, - и летит в пропасть. Вот-вот случится то же самое: отец не просто проорется, размахивая руками, как ветряная мельница, а возьмет и ударит кого-то из них - маму или Ленку, неважно.