«Мирового пловца» извлекли из сарая и теперь, прочно привязанный на якоре, он качался на том же месте, куда некогда спустился. Последний день пребывания на Марсе настал для всех слишком скоро. На другой день, на самой заре, должен был совершиться отлет из Луматы. Эран, гостеприимный, почтенный старец, не отказал себе в удовольствии предложить своим гостям еще один роскошный прощальный обед, который снова был окрашен чудным искусством артистов и певцов из Луматы.
Глава VIII
ОТЩЕПЕНЕЦ
Во время обеда, при общем приподнятом настроении, никто не обратил особенного внимания на исчезновение Фроммгерца. Только в конце пиршества, затянувшегося до первых утренних часов нового дня, когда сыновья Земли поднялись с мест и намеревались покинуть дом Эрана, в котором они прожили целых два года, они заметили исчезновение товарища. Его искали по всему дому, но не нашли нигде. Зато в его комнате на столе всем бросилось в глаза письмо. «Моим друзьям и товарищам», гласил адрес.
Штиллер вскрыл письмо и быстро пробежал его содержание.
— К сожалению, в нашей среде оказался отщепенец, — объяснил он своим озабоченным товарищам. — Выслушайте, что пишет Фроммгерц. Но прежде всего сядем и обсудим спокойно, что нам предпринять дальше.
Ученые согласились, и Штиллер попросил Эрана и остальных марситов потерпеть несколько минут, ссылаясь на отсутствие своего седьмого и последнего спутника. Эран сейчас же удалился вместе со своими, оставив путешественников одних.
— Ведь я давно уж был наполовину склонен думать, что Фроммгерц окажется изменником, — начал Пиллер с гневом. — Прочитайте-ка нам этот документик, Штиллер.
— «Простите мне, дорогие друзья и товарищи, что я готовлю вам тяжелое разочарование. Я не в состоянии возвратиться вместе с вами на Землю, на нашу старую родину. Я долго и тяжело боролся сам с собою по этому поводу, но я не в силах покинуть Марс, это было бы для меня равносильно смерти, а ведь вы этого, наверное, не желаете? Здесь, наверху я нашел осуществленным все, о чем так страстно мечтал на Земле. Неужели же теперь я должен покинуть этот рай и вернуться снова к узким и неискренним взглядам на жизнь и отношения, прожив так долго в чистом свете истины? Нет, это невозможно! Разве благородный Анан в Анголе не разрешил нам остаться здесь, наверху, если угодно? Хорошо! В таком случае, хоть я воспользуюсь этим разрешением и предоставлю вам ехать обратно одним.
Я отлично знаю, что глубоко оскорблю вас подобным решением, но я положительно не в состоянии поступить иначе. Не судите меня слишком строго и, если возможно, простите мне во имя старой дружбы! Я остаюсь здесь, наверху, совершенно добровольно. На вас не может пасть ни малейшей ответственности за то, что вы вернетесь на родину одни, без меня. Дай Бог вам достигнуть ее благополучно! Это мое самое искреннее, самое горячее желание. Поклонитесь от меня моему Тюбингену, поклонитесь моей дорогой Швабии и моим тамошним родственникам! Скажите им, что я чувствую себя здесь счастливым, как в раю, и поэтому не хочу больше возвращаться на Землю с ее муками и страданиями. Не делайте попыток искать меня. Вы все равно меня не найдете в моем верном убежище, в котором пробуду, пока вы не уедете. Будьте счастливы! Мысленно остаюсь, как и раньше, вашим другом. Фридолин Фроммгерц».
Когда Штиллер окончил чтение письма, ученые просидели некоторое время в мрачном молчании.
— Несчастный отщепенец! — начал ворчать Дубельмейер. — Теперь у меня словно завеса спадает с глаз, и я понимаю, почему он вел себя так странно последние недели.
— Оставим это! — сказал Штиллер. — А теперь я поговорю с Эраном.
Почтенный старик выслушал рассказ Штиллера, не выказав ни малейшего признака удивления.
— Я нахожу, что ты отлично поступаешь, не принуждая своего брата возвращаться с вами. Каждый человек имеет, до известных пределов, право располагать собой по-своему. Оставьте его совершенно спокойно здесь и возвращайтесь с остальными братьями на Землю.