Но и по этому штреку добраться до места не удалось — путь преградил завал из крепежного подтоварника. Пришлось свернуть опять.
Под ногами угадывались засыпанные породой рельсы, трубы.
— Кладбище оборудования! — заметил корреспондент.
— Битва не битва... а добра захоронено много! — возмущался специалист.
Штрек закончился сбойкой — узким, сочившимся водой лазом. Здесь пальто специалиста окончательно перекрасилось, и все усилия отчистить въедливую угольную грязь были напрасными.
Сбойка привела в неоконченную монтажом компрессорную. В тусклом свете шахтерских ламп тут возились двое рабочих.
— Монтируете? — спросил их корреспондент.
— Монтировали вчера, сегодня ломаем, — буркнул в ответ тот, что был постарше.
— Как так?
— А вот так. Начальство в шахты не заглядывает, все по чертежам да схемам. А тут, вишь, жилу с боков повыбрали, расчищать стали, крепи и треснули, лава пошла... И аминь!
Корреспондент вынул блокнот:
— Сколько же стоил монтаж?
— Тысяч десять, если не больше.
— Разборка? Потери?
— Пиши — пять, не ошибешься. Да ведь и не нужна была она тут, компрессорная-то. Говорили: на молоток работать нельзя — сыплется. «Начальству виднее». Вот и получается: в забоях воздуха не хватает, лампы не горят, люди задыхаются, а трубы вентиляции здесь захоронены. Много ль возьмем обратно — не знаю!
Записал корреспондент слова рабочего.
Не прошли ста метров — новый завал, та же история: засыпанные трубы, шланги.
Через другой, еще более грязный лаз проникли в забой Суворова. «Перекур» продолжался... Корреспондент не понял сразу, что происходит.
— А то и происходит, что припухаем без путей, — прогудел из вагонетки Суворов.
— Не проложили?
— Сняли.
— Зачем?
— Спросите десятника.
— Зятька в газете пропечатать решил, — вставил Маркелов. — В забой зятя и рельсы пошли.
Из лаза высунулась взмокшая лысина десятника Курапова.
— Ты что же, — набросился он на Маркелова. — Дороги не знаешь?! Люди прилично одетые, а ты...
— Ничего, — сказал корреспондент, — такая грязь отчищается. Пожалуйте сюда!
Не так-то просто было тучному десятнику пролезть в узкую щель. По багровому, словно ошпаренному кипятком лицу его струился пот, с куртки полетели пуговицы.
— Вот ведь как, — сокрушался он, — дуракам-то доверишься...
— Бывает, — согласился корреспондент. — Тем более, что и плакатов по технике безопасности у завалов нет...
— Плакаты-то есть...
— В забое вашего зятя? И рельсы отсюда там?
Десятник молчал.
— Кладбище оборудования, засыпанная компрессорная, пущенные на ветер пятнадцать тысяч рублей... Печальный итог «битвы за черное золото», — сказал корреспондент.
— Разобраться все же надо, — забормотал десятник. — Рельсы — да, тут вина моя... Хотел как лучше. Наказ имел: ни сучка чтоб, ни задоринки...
— В забой Губачева не пойдем! — заключил корреспондент. — Тащите рельсы обратно. — Кивнул на Суворова: — Видите — полсмены перекур.
— Тоже хороши! — бросил представитель главка Суворову. — У самих-то гордость рабочая есть? За себя постоять можете?
— Мы люди не гордые! — отозвался из вагонетки Суворов.
Владимира взяла злость.
— Что верно, то верно — не гордые: «Все пути к десятнику ведут», — напомнил он забойщику его же слова. — Пути десятник поснимал — и ноги кверху!
Суворов вскочил:
— Старое, парень, не вороши!
Десятник и Губачев, пыхтя и обливаясь потом, уже тащили обратно снятые ночью рельсы.
Корреспондент отвел Молодцова в сторону:
— Сколачиваете, слышал, производственно-бытовую коммуну?
Достал из полевой сумки свежий номер «Комсомольской правды», показал заметку «Разрешите уехать». Пробежал Владимир глазами корреспонденцию. Парень, приехавший по путевке комсомола в Донбасс, испугавшись трудностей, запросился домой.
— И таких немало, — сказал корреспондент, — десятка три только по вашему руднику... Ваша коммуна может быть отличным ответом дезертирам — не словами, а делом... Станете на ноги — и письмецо в газету с выкладкой: так-то было раньше, так-то теперь!
— А если нечего будет выкладывать? Если не получится у нас ничего?
— Получится, — уверенно сказал корреспондент. — Коллектив же: что не под силу одному, одолеете вместе. Получится!
Отшумела ветрами и дождями осень, ударили первые морозы, выпал снег. Прикудрявились, покрылись бахромою инея деревья, провода. А в шахтах по-прежнему пахло затхлой землей, скрипела на зубах иссушающая рот угольная пыль.