Выбрать главу

Об этом сигнале Якову Гордиенко или его дублеру — Алексею — надлежало немедленно сообщить в катакомбы Бадаеву.

Наблюдателей пакгауза дублировала вторая связная Бадаева Тамара Шестакова — «Тамара большая», как называли ее в лагере в отличие от «Тамары маленькой» — Межигурской. Утром Шестакова торговала у вокзала семечками, а в обеденные часы носила диспетчеру вокзала молоко. Яша и Алексей сделали для этого бидончик с двойным дном. В нем и приносила Тамара сообщения от диспетчера.

Яша Гордиенко взялся помогать слесарю Железняку, который чинил отопительную систему в станционных помещениях.

Одноногий извозчик Бунько с рассвета до позднего вечера стоял со своим рысаком где-нибудь поблизости от станции. Когда пытались его нанять, отвечал: «Занят», или заламывал такую цену, что от него отмахивались.

Наладили телефонную связь из города с примарией Нерубайского, где также были свои люди.

В дневное время на чердаке пакгауза дежурили девчата, ночью — ребята...

Никогда еще не казался Любе таким долгим ноябрьский день. Пролежала на прелой соломе будто уже целую вечность, а небо на горизонте все еще розовело.

Наконец, послышался шорох.

— Кто? — тихо спросила Люба.

— Я, — так же тихо ответил из темноты мальчишеский голос.

Яша подполз ближе.

— Ну как, страшно?

— Страшно, — призналась девушка.

— Патрули ж не заходят сюда. Чего страшного?

— А мыши-то... Знаешь сколько! Одна чуть за шиворот не залезла. И крикнуть нельзя.

— Ну, мыши не фашисты! — рассмеялся Яша. — Выкладывай, что, как? — перешел он на деловой тон.

Девушка вынула из кармана, положила перед Яшей платочек с двумя завязанными узелками.

— Что это?

— Выкладываю. Записывать не велел — так я нашла вот початок кукурузы, от него и отковыривала, чтоб не сбиться. Зернышки — танки, чешуйки — пушки.

Яша пересчитал содержимое узелков.

— Сколько гонят, гады... Танками перепахать все хотят. — Вытряхнул зерна, вернул девушке платок.

— Зачем вытряхнул-то? — огорчилась Люба.

— А что?

— Съели бы!

— С собой разве ничего не взяла? Голодная? Вот глупая... Ну и глупая же!

Достал из кармана два кусочка сахара, корку хлеба, протянул виновато девушке:

— Вот, ешь...

Сам отполз в другой угол, пригляделся к стоявшему на запасном пути эшелону. Вдоль него прохаживался румынский часовой. На платформах угадывались какие-то ящики, бутыли.

— Что в бутылях — не разглядела?

— Написано: «Олеум». Серная кислота обозначается так... Она, наверное, и есть: дождь пошел — пробка одной из бутылей задымилась.

Сдвинул Яшуня со лба кубанку.

— А побольше водички плеснуть — закипит?

— Глаза выжигает...

— Ну, посиди тогда чуток еще... Я сейчас...

К вечеру стало сырее и ветренее. Часовой ежился от холода, греясь, бил себя руками по бокам.

Яша добрался до платформы с кислотой. Пропела туго натянутая резина рогатки, звякнула пробитая слитком свинца бутыль, полилась на мокрую от дождя платформу кислота — зашипела. Подбежал Яша к часовому:

— Домнуле сентинела[2], горит!

Яша указал на окутавшуюся паром платформу. Кинулся туда часовой. Опередил его услужливый парень, попытался даже сбросить с платформы шипевшую бутыль один, но под силу ли мальчишке? Влез на платформу солдат, а нескладный парень опрокинул бутыль. Вылилась кислота вся — запенилась, закипела. Перепугавшийся парнишка бросился к водозаборному рукаву, крутанул колесо вентиля, направил на дымившуюся бутыль струю воды. Вспузырилась кислота, фонтанами брызг окатило всю платформу.

— Шо робишь? Шо робишь? — закричал часовой, закрывая лицо руками.

Но Яша знал, что «робил». К составу подбежали Алексей и его дружок Саша Чиков; полетели пузырьки с горючкой в оконца вагонов, на платформы с контейнерами и ящиками.

В жандармском управлении, в полицейпрефектуре затрезвонили телефоны — новая диверсия на железной дороге.

С первых же дней оккупации расклеены были по Одессе и ее пригородам приказы: «Каждый знающий о входах в катакомбы обязан немедленно сообщить о них в письменной форме в соответствующий полицейский участок. За невыполнение — смертная казнь».

Сотни въездов, входов, провалов, колодцев, ведущих в подземные каменоломни, знали горняки Усатова и Нерубайского — и ни одного сообщения ни немедленно, ни после.

Каратели взяли заложников, согнали в холодный сарай.

— Пока не укажете дорогу в подземный штаб партизан, не выпустим, — объявил переводчик.

Продержали людей раздетыми, голодными трое суток — не помогло.

Под дулами автоматов погнали всех к главному Нерубайскому въезду. Старики, дети, женщины... У наблюдавшего из штольни Бадаева сжалось сердце — во что бы то ни стало надо отбить людей у жандармов. Выслал к боковому выезду пулеметчиков -— решили отсечь шедших за заложниками солдат фланговым огнем. Приготовились, но нужно было выждать, пока люди подойдут к катакомбам ближе, чтобы было им куда укрыться от огня, который откроют в ответ жандармы.

вернуться

2

Господин часовой.