— В каком отряде?
— Не прикидывайтесь, что не понимаете. Мы знаем все. Спуститесь сегодня же.
— Куда?
— В катакомбы, разумеется, — не в винный погребок.
У Федоровича холодно сжалось сердце.
— Но там, говорят, после газа не осталось в живых и мыши.
— Вот и проверите!
— Один заплутаюсь! — все еще пытался отвертеться Федорович.
— Возьмете провожатого — вы же командир. Не вздумайте вернуться с полпути, — предупредил гестаповец. — Подробнейшие данные с самой базы: количество и состояние людей, боеприпасов, оружия, запасы продовольствия и шифр... Добудете его любой ценой, слышите? Любой ценой!
Следователь приоткрыл дверь в соседнюю комнату, распорядился приготовить «стул». Федорович покосился на опутанное цепями и проводами зловещее кресло.
— Привыкайте! — хладнокровно бросил ему следователь. — Понадобится нам ваша помощь и при допросах.
В холодной испарине вышел Федорович в коридор. «Помощь при допросах...» Мало им, что стал предателем, хотят сделать еще и подручным палача?! Нет! На это он не пойдет. В катакомбы спустится, а в комнату пыток не ступит и ногой. Должны же они понять: он за всю жизнь не убил, как говорится, и мухи, собирал бездомных собак, не переносил, когда топили щенков. Нет, нет... На этот раз мерзкому страху он не поддастся. Да и вернется ли еще живым из катакомб...
Шифр... Как добыть его? Единственный реальный шанс — Мурзовский. Уходя в катакомбы, он, как другу, намекал Федоровичу насчет легализации. «Тебе, Антон, наверху будет виднее, так ты сообразуйся. Галсы ведь могут быть разными». Такого «галса» он, конечно, в виду не имел, но если действительно «уже знают всё»... Мысли ворочались в голове Федоровича, как тяжелые жернова.
Взять провожатого — его, конечно, приметят... Очередное предательство. Кого же? Надо избавляться от Якова и Алексея. Теперь услужливые братья, как бельмо на глазу. От них он просто уже вынужден избавиться.
В связи с крупными диверсиями в порту несколько карательных подразделений из Нерубайского и Усатова были отозваны, патрулей и часовых в этих селах стало меньше. По ночам, строжайше соблюдая маскировку, партизаны размуровывали забетонированные карателями выходы из шахт.
В каждом выходе между двумя стенками подвешены были ящики с толом. От взрывателей к камням стенок тянулись тончайшие проволочки — паутина смерти: тронь такой камень, потяни хоть одну из проволочек — и взрыв! Действовали осторожно: пробивали отверстие над внутренней стенкой или рядом с ней, кто-нибудь из бойцов-саперов просовывал через него руку, нащупывал смертоносную проволочку, скользя по ней пальцами, добирался до взрывателя и вынимал его. Сноровка и пальцы хирурга требовались для такой операции. Затем делали небольшой пролом, ящик потрошили, засыпали песком и оставляли на месте. Пролом закладывали опять камнями.
Землю у каждого выхода каратели посыпали золой — делали своеобразные контрольно-следовые полосы. Но золы у партизан было немало и своей. Собираясь наверх, они прихватывали ее с собой, присыпали и заметали следы метелкой.
Обстановка в подземном лагере изменилась, у людей поднялось настроение.
Бодрым, веселым был и Бадаев. Каждое утро обтирался до пояса холодной родниковой водой. По вечерам собирал всех, читал сводки, принятые по радио с Большой земли. А однажды подозвал ребят:
— Что-то давненько не слышно у нас музыки?
Приказал самому меньшему:
— Ну-ка, Мишутка, распорядись!
Ребята приволокли патефон. Заржавевшая пружина его заскрипела.
— Дегтю просит музыка ваша! — засмеялся Бадаев.
Рассмеялись и ребята. Повеселели, глядя на ребят, взрослые.
Вытащили из ящика заплесневевшие от сырости пластинки, поставили «Песенку водовоза». Пружина не тянула, раскручиваться пластинке помогали пальцами; песня от этого получалась еще смешнее — будто начинал ее пропитой, гудящий бас, а кончал пискливый тенор.
— На свалку вертелку вашу пора, в металлолом, — посмеялся опять Бадаев и рассказал, как собирали металлолом перед войной в Германии.
Открыл кампанию сам Гитлер: сдал в утиль отлитые из меди ворота рейхсканцелярии и свой бронзовый бюст. Пришлось тащить собственные бюсты в утиль и приспешникам фюрера. Потащили их и жители Берлина. Финал был скандальным: чуть ли не из каждой кучи утиля торчали бюсты главарей рейха — ведь отливали их, не скупясь, много лет...
— Так что половина дела была сделана еще до войны, — шутливо заключил Бадаев, — копии на свалку снесены, осталось перетаскать оригиналы! — Переждал смех и добавил: — Гитлер, кстати, начал уже и эту кампанию — списал в утиль после поражения под Москвой целую кучу генералов! Металлолома много — в крестах были и груди и животы!