— Когда, в какие часы собираются? — спросил Бадаев.
— Девятого февраля в семь тридцать утра... Видать, и «особа» встает по-казарменному.
Упускать случай не следовало, тем более, что взрывчатка была уже подложена. Вместе с этой операцией Бадаев намеревался предпринять новую попытку вывести остававшихся еще в шахтах Дальника гласовцев. Сделать это, если не будет иной возможности, он предполагал вооруженным налетом. Поэтому назначил на восьмое февраля сбор командиров и подрывников городского отряда.
— Квартиру я сменил, — сообщил Федорович. — За старой, мне кажется, следят.
Он достал небольшой планчик и пояснил:
— Квартира, правда, на четвертом этаже, но имеет четыре выхода— в переулок, во двор, на чердак и через ванную в шахту вентиляции. Шахта выведена из подвального овощехранилища на крышу. Яков смастерил в ней блок: хочешь — поднимайся на крышу, хочешь — спускайся в подвал.
Бадаев посмотрел план новой явочной квартиры и повел Яшу к саперам подземного лагеря — нужно было продумать механику взрыва.
Федорович подсел к Мурзовскому — наконец-то они остались одни.
— Ну как, старина? — спросил друга Федорович.
— Не могу, — признался тот. — Ты вот наверху — казалось бы, и опаснее... Но видишь врага, видишь опасность, можешь сориентироваться... А тут, как в западне, — сиди и жди, когда задушат газами или затопят, как сусликов... Вытащи! — взмолился Петр. — Легализуй... Нет ничего страшнее неизвестности...
«Те же «чистые листы», — невольно подумалось Федоровичу, — тот же страх перед неизвестностью».
Ему стало даже как-то легче — значит, не один он в тисках страха.
— Сдают нервишки? — спросил он Петра насмешливо.
Тот мотнул головой и даже рванул ворот гимнастерки.
— Психически не могу... Видеть должен... Хоть верную смерть, но видеть!
— Увидеть не мудрено, — глухо отозвался Федорович.
Мурзовский настороженно огляделся по сторонам, спросил полушепотом:
— Насчет легализации что-нибудь предпринял?
Федорович отвел бегающие глаза.
— Требуют, понимаешь...
— Чего?
— Какого-нибудь... — трудно подбирались слова, — содействия, что ли...
— Например?
Страшно было Федоровичу договаривать:
— Например... шифр...
Мурзовский смотрел несколько мгновений ошалело, потом схватил Федоровича за грудки:
— Ты что ж, легализовался... в гестапо?!
— Известно было все, раскрыто до меня, — залепетал Федорович. Да и заменить можно потом шифр-то...
Мурзовский выхватил пистолет, но что-то его вдруг остановило.
— Известно, говоришь, раскрыто? Поклянись!
— Клянусь! — прохрипел Федорович.
Мурзовский сунул пистолет в карман, задумался.
У Федоровича стучали зубы.
Мурзовский лихорадочно обдумывал ситуацию. Если схвачена ниточка, могут размотать весь клубок... Но пока живет и действует отряд, ищейкам гестапо нужен шифр. Очень нужен. На такой капиталец можно, пожалуй, купить и жизнь, если в катакомбах все будет обречено уже на гибель. Но не Мурзовский поработает на Федоровича, а Федорович на Мурзовского.
В отсутствие Бадаева код хранится в сейфе у радиста Глушко. Глушко стал изрядно выпивать — видно, тоже сдают нервишки... Можно будет...
— Так говоришь, шифр? — уже спокойно заговорил Мурзовский. — Губа у них не дура. Что ж, будет, скажи, шифр, но при условии...
— Каком?
— Легализация и охранная за подписью самого шефа гестапо. На меньшее не пойду. Так слово в слово и отбарабань, посмотрим, как среагируют.
Подтянул Федоровича за лацканы пиджака.
— А смухлюешь — выдам со всеми потрохами Бадаеву. — Сунул под нос Федоровичу кулак. — Вот где теперь ты у меня. Уразумел?
Почти два месяца прожила Елена в глухом поселке за Большим Фонтаном. От Бадаева за это время не было никаких вестей. Елена не выдержала: решила съездить в Одессу, сходить по адресу, который Бадаев дал ей как аварийную явку. Взяла у хозяйки полушубок, платок, оделась по-крестьянски.
Адрес привел ее на Нежинскую, в слесарную мастерскую. Часа два приглядывалась — ни единого посетителя. У окна мелькала лишь сутулая фигура лысоватого мужчины. Показался знакомым, вспомнила — видела его с Петром в августе в санатории имени Дзержинского.
«Если был там при формировании отрядов, значит, какое-то отношение имеет», — рассудила Елена.
Вошла. Услышала за перегородкой приглушенные голоса. Спросила: «Тетя Кира не заходила?»
Мужчина засуетился:
— Должна прийти. Сейчас узнаю, когда, — ушел в соседнюю комнату.
Через минуту вернулся:
— Придется подождать. На улице холодно, располагайтесь здесь! — поставил стул к окну.