Я не стал спорить. Его слова были приятны моему слуху.
— Хорошего вам дня, Федор Дмитриевич. И вашему коту также.
Старик кивнул в знак благодарности, после чего зашагал обратно в сторону подъезда дома, нежно поглаживая кота по голове.
Держа в уме советы старика, я направился в сторону здания, чья крыша выглядывала из-за деревьев. Но, общаться мне больше не пришлось, потому как местные жители — в основном старики — глядели на меня с настороженностью и редко кто отвечал робким кивком на моё приветствие. Даже говорящие на повышенных тонах пьяницы, что стояли у дверей магазина с потрепанной вывеской «Продукты. Фрукты. Напитки», умолкли при виде меня, возобновив интеллектуальные споры, стоило мне выйти из поля зрения.
Я, не сбавляя шаг, приближался к больнице, которую уже видел целиком, а не только крышу. Сумки все еще тяготили меня, вызывая боль в моих руках и усталость в спине. Именно они были главной причиной столь откровенной настороженности со стороны сельчан. Видимо, решили, что я — свидетель религиозного культа, и вот-вот начну доставать из баулов буклеты, в попытке обратить «безбожников» в свою веру.
Добравшись, наконец, до здания больницы, над входом которой виднелся силуэт головы Владимира Ильича, я вошёл внутрь. Самого бронзового лица вождя пролетариата, глядящего в светлое будущее, не было, но его призрак все еще жил в этих краях. Попав в холодное помещение, я оглядел с нескрываемым удивлением несколько десятков хмурых физиономий, которые с раннего утра заняли очередь на приём к врачу. Пахомов оказался прав: Старые Вязы были далеко не пустынным селением, как могло показаться, хоть и состояли в основном из пожилых людей.
Приветливо улыбаясь я прошёл мимо ждущих пациентов, — в основном это были женщины, — направившись к регистратуре, которую занимала маленькая худосочная старушка с белыми, как лунь волосами. Глаза ее прятались за очками с толстыми линзами на пять диоптрий. В этот момент она очень мило беседовала с другой старушкой, её голос был тихим и при этом дрожал как при скачке на своенравном жеребце.
— Сссергей Ссстепанович, сссчитает, что это проссстое недомммогание, милая моя. Тттебе нужно ббберечь сссебя и вввсе…
— Здравствуйте, — перебил я беседу пожилых дам. — Не подскажете, как мне найти…
Я не успел договорить, как меня тоже перебили.
— Вас здесь не стояло!
Я обернулся, чтобы столкнуться лицом к лицу с сурового вида дамой лет шестидесяти. Видимо с учительницей старших классов. Она как раз была следующей в очереди на регистрацию, прежде чем я посмел пройти без спроса.
— Мне только спросить, — выпалил я, не сразу поняв, что стал и вовсе похожим на наиболее презираемый вид людей — пациента-интересующегося.
— Ишь ты какой! Спросить только он собрался. Да ещё со своими сумками лезешь напролом. Ни проехать, ни пройти. Не хватало, что приезжий, так ещё и хам! Надо записаться к врачу? Тогда жди своей очереди! А раз спросить только, тогда поезжай в свою Москву, и там спрашивай!
Я не москвич, хотелось мне ответить, но решил, что это не возымеет положительного эффекта.
— Правильно, Тамара Валерьевна, — подхватил старичок в панамке, опирающийся на самодельную кривую трость. Лет ему было под восемьдесят. Пальцы были жёлтыми от никотина. — Нахалов надо ставить на место. И кто знает, что у него в этих сумках? Вдруг что-то взрывоопасное.
— Террорист! — тут же взвизгнула другая дама, прикрыв ладонями рот, а следом раздались два крика.
— Я не террорист! — повысил я голос, пытаясь успокоить разрастающуюся панику. — Вам следует поменьше смотреть вечерних новостей. — «Это я вам, как врач говорю», про себя добавил я. — И даже не пациент. Мне просто нужно увидеться с главным врачом.
— Сссергей Сссстепанович зззанят, — протарахтела бабушка с регистратуры. — Он пппринимает пппациентов. Он не ммможет удделить всссем вввниманнние ррразом. Жжждите сссвоей очереди. — При каждом слове её голос становился все более непреклонным и более дребезжащим.
Поняв, что я одинок в этом крестовом походе стариков, я отошёл в сторону, опустил сумки на пол. Прижав их к стенке, я занял очередь за стариком в панамке. Передо мной было семь человек. Старушка-регистратор была настолько медлительна, насколько это было только возможно, а потому моя очередь дошла только спустя полчаса. За это время, старичок передо мной раз десять оборачивался и поглядывал на меня, то недоброжелательно, то с опаской. Пару раз он хлопал ладонями по карманам своих брюк и жилета. Опасался, что я мог незаметно украсть у него пачку сигарет, либо СНИЛС.