в замке старинном, в зале музейном...
в замке старинном, в зале музейном
тайком от родных и друзей
мудрёное зелье варила зельма,
прекраснейшая из зельм.
печаль сменяла приливы веселья,
огонь то кусал, то гас.
единым телом кипели в зелье
растения разных каст:
гибискус-развратник, кумин-обжора,
роза-подруга любовных ожогов,
боссвелия-страсть молодых хористов,
сноб-бергамот, кокетка-корица,
сладкая, словно нимфетка, липа,
стерва-жимолость, эвкалипта-
целителя листья, звёзды бадьяна,
багульник-убийца, любимец пьяных
от подвигов лавр, кардамон, гвоздика,
волчьих ягод и вишни дикой
хитросплетенья, душистый перец,
ромашка, друг дездемоны-вереск
и обольстительницы-пачули.
их плотный бархатный запах почуяв,
десятки цветов и трав
смиряют свой вздорный нрав!
суровые камни большого зала
долгих пятнадцать дней
бесстыдная самка костра лобзала –
трещали сердца камней.
не всякий выдержал пытку жаром,
скрошился в жгучий песок,
ведь поцелуи острей кинжала,
желанней, чем хлеб и сон!
котлу половником помогая,
за двери выставив слуг,
зельма шальная, босая, нагая
заклятья шептала вслух.
в каждом слове то струны звенели,
то гулко рыдал орган.
горячие камни от звуков зверели
и выли, смуглым ногам
послушные, словно рабы. а зельма,
плясала на рёбрах их
свой бешеный танец, танец весенний,
созданный для двоих.
варева запах курился в жилах,
дурманя пуще вина,
над замком стая ворон кружила
с рассвета и до темна,
тем ароматом влекома. стоит
однажды вдохнуть его –
разумом овладеет густое
древнее колдовство:
каждый забудет, кому он нужен,
куда и откуда шел...
зельме прекрасной подарит душу,
станет ее пажом,
верным, как пёс, как волчица – смелым,
быстрым, как ягуар!
хриплым, безжалостно-нежным смехом
сдобрила зельма отвар,
в сотни жёлтых пузатых бутылок
слуги разлили его
и поутру отвезли на рынок
свежайшее волшебство.
торговцы из тысячи стран купили
этот янтарный яд,
но до своих берегов не доплыли,
пятнадцать недель подряд
от гранёных стаканов с зельминым зельем
не отрывая лиц.
не дождались их родные земли,
сирены не дозвались.
купцов заарканил коварный запах –
никто не увидел, что
пара бутылок упала за борт...
и начиная шторм,
от предвкушения обезумев,
вода, как диковиный плод,
схватила бутылки, стиснула зубы,
дробя стекляную плоть!
варево струйками из осколков,
как кровь из прокушенных шей,
лилось.... никто не знает – сколько
теперь у зельмы пажей,
но всякий, кому хоть раз случалось
коснуться ступнями волн,
услышать крики голодных чаек
над морем, поймать его
солёный парфюм ноздрями, знает,
отныне и навсегда
одно лишь желанье его терзает –
еще вернуться сюда,
забраться на скользкий обломок рифа,
ни пить, ни дышать не сметь
и в звуке прибоя услышать хриплый
безжалостно-нежный смех.
2008/01/16
мы с тобой очутились в яме...
мы с тобой очутились в яме –
затхлый запах и тусклый свет:
«не дружи с моими друзьями!
не гуляй по моей москве!»
ультиматум (как униформа
для общения с бывшей, мной)
на локтях проносился. фоном –
какофонией, тишиной
извергается мегаполис,
разлучая меня с тобой:
я – на северный серый полюс,
ты – на западный голубой.
но значения не имеет
колористика полюсов –
виртуальная я немею,
утыкаясь в твое лицо
виртуальное. и родное;
глупо было бы отрицать.
прикасаюсь к нему ладонью –
содрогаются полюса.
социальные сети мягче
и прочнее семейных уз:
то отскакиваю, как мячик;
то на шаг подойти боюсь...
а на тоненьких ветках – иней.
и зима. и неважно ей
ни дружить с друзьями твоими,
ни гулять по москве твоей.
2008/02/24
хожу за тобой хвостом...
хожу за тобой хвостом.
стелюсь под тебя пластом.
и если ты – ноги на стол,
услышишь не крик, а стон.
мой шаткий тридцать один
всё больше угрюм и дик.
боится: «что впереди?»
молится: «не уйди!»
локти обнажены.
нервы обожжены.
ночами, о Боже, ныть:
«зачем тебе две жены?»
в горле то ком, то куб...
весны ручейки текут,
токуют, скатёрку ткут
по подоконнику.
сходит на нет февраль.
давай перестанем врать?
залижем остатки ран
и – прямо с постели – в рай.
отыщем там водоём,
будем плескаться в нём,
хихикая: «ну даём!
нам так хорошо вдвоём!»
2008/02/26
недавно сама усвоила – бред и блажь...
недавно сама усвоила – бред и блажь:
прятаться в эпатаж, орать «на абордаж!»,
вот эти кнопки удобные менять на карандаш,
всякий солнечный день воспринимать как шантаж.
– какие там 40? ей даже 30 не дашь!
2008/02/27