Осокин закусил губу и угрюмо посмотрел в потолок. Потом пришёл к какому-то решению. Он снял с телефона трубку и набрал номер. Скоро в трубке послышался щелчок.
— Студенцов? — спросил Осокин самым беспечным тоном. — Осокин это… Слушай, я к тебе с небольшой просьбой… Когда-то ещё давно, кто-то из наших, не знаю даже кто, передавал тебе письмишко, о театре, о декорациях там что-то… Не помнишь?.. А ты поищи, понимаешь, автор ко мне заходил, интересовался… А? Да надо выяснить кой-какой вопрос… насчёт одного типа… Поищешь? Хорошо, я подожду…
Зажав ладонью микрофон, Осокин сказал Виктору:
— Выходит, говорила она не зря. Не сразу её окрутили. Что за экземпляр этот Далецкий? Ты хоть видел его?
— Это… мой дядя, — отрывисто ответил Виктор.
— Так… — глотнул слюну Осокин. Он хотел спросить ещё что-то, но вдруг быстро снял ладонь с трубки:
— Нашёл всё-таки?.. Вот и прекрасно… А? Правильно, правильно, письмо так себе, но сам знаешь — автор… Нет, не беспокойся, я к тебе рассыльную пришлю…
А часа через два редакция была созвана на внеочередное совещание. С шумом двигая стулья, как всегда, громко разговаривая, в кабинете редактора расселись сотрудники сельскохозяйственного отдела. Прошёл в свой угол Михалыч. Не спеша пересёк кабинет Студенцов и опустился в кресло возле самого редакторского стола. Виктор покосился на Игоря: откинувшись на спинку кресла, тот пускал в потолок дымные кольца…
Тяжело поднялся Осокин:
— Я хочу начать так, как выразился однажды один оратор, — раньше всё было в ряд входящее. А сегодня об из ряду вон выходящем. Речь пойдёт о том, как внимательно мы должны относиться к любой строчке, поступающей в редакцию. Речь пойдёт о том, как один беспечный… я бы сказал, преступно беспечный человек, ограниченный узким кругом своих интересов, может, желая того или не желая, причинить немалый ущерб государству. Речь пойдёт, — Осокин протянул вперёд руку, — о вас, товарищ Студенцов…
Игорь вздрогнул, но тут же, овладев собою, развёл руками, что должно было означать: не знаю, чем я вам так…
— В первых числах мая товарищу Студенцову было передано одно письмо…
— Вы о том бреде, который я отдал вам сегодня? — прервал Осокина вопрос Студенцова.
— Да, это о том самом письме, — подчеркнул Осокин. — Автор его…
— Это — анонимка, — опять раздалась реплика Студенцова, и редактор стукнул толстым карандашом по бронзовому стакану чернильного прибора, требуя порядка…
— Автор его, который, опасаясь преследований, не поставил в письме своей подписи, разоблачал махинации крупной шайки спекулянтов. Автор стремился не быть затянутым в эту шайку, и он доверил свою судьбу редакции, которая на сей раз… к сожалению… оказалась представленной в лице товарища Студенцова…
Игорь, как улитка в раковину, втягивался в мягкое кресло.
— Этому журналисту показалось зазорным возиться с письмом, которое касается этаких земных, материальных вопросов. Ему подавай чистое искусство, а остальным пусть занимаются другие!.. К тому же и написано было письмо далеко не блестяще, — автор допустил даже несколько грамматических ошибок…
Виктор передёрнул плечами: это было уже не только о Студенцове, это было и о нём. Он с неприятным чувством вспомнил того Виктора, который стоял на бульваре и презрительно усмехался, перелистывая страницы записной книжки в зелёном переплёте. И ещё вспомнил Виктор, как Маргарита, шутя, сказала ему в тот вечер: «По дороге ко мне вы совершили нехороший поступок!». Она слишком мягко выразилась, Маргарита…
— Партия никому не прощает зазнайства и ротозейства! — рубил рукою воздух Осокин. — Партия беспощадно наказывает тех, кто с барским пренебрежением относится к интересам государства и народа…
— Товарищи!.. — вскочил Студенцов, и Виктор отметил странный факт: всегда тщательно выутюженный костюм Игоря как-то сам по себе смялся за эти несколько минут. — Вы разрешите мне? — полуобернулся Студенцов к редактору и, получив разрешение, повторил: — Товарищи… Лишь сейчас я понял всю глубину того… Мне не было известно, какие значительные факты скрываются за этим письмом. Это очень, очень большая моя ошибка… Но, товарищи, ошибок ведь не бывает только у тех, кто ничего не делает. Да, допущена одна ошибка…
— Которая стоила государству несколько сот тысяч рублей, — дополнил Осокин.
— Вот именно, — растерянно подтвердил Студенцов. — Но родилась эта ошибка вследствие того, что письмо было передано мне, так сказать, в частном порядке. Оно даже не было зарегистрировано. Припоминаю, что Тихонов, передавая мне письмо, сам не захотел нести его в ваш отдел…