— Саша…
Посетители говорили, смеялись, табачный дым клубами поднимался к потолку, а над всем этим возвышался в своём углу за письменным столом Михалыч, который и во время разговора что-то чёркал и правил в исписанных листах, то хмурясь, то иронически улыбаясь, так что неясно было, к чему это относится — к беседе или к тому, чем он занят. Но вдруг он вставлял в разговор замечание, из которого можно было заключить, что он слышал всё до слова, и тут же передавал Виктору выправленный лист:
— Будь другом, снеси на машинку…
Часто появлялся у Михалыча Ефрем Рубин — спортивный корреспондент, рослый взлохмаченный парень, с громким голосом и размашистой походкой. Он входил в кабинет, держа в правой руке пук только что перепечатанных заметок и блокнот, исписанный широко растянутыми буквами, громоздившимися неровным частоколом, а левым, пустым рукавом смахивая подвернувшиеся некстати пресс-папье или крышку от чернильницы, — руку Ефрем потерял на фронте. Рубин был из тех людей, которые освоились бы с обстановкой на другой же день, перекинь их судьба даже за тридевять земель. Встретившись с Виктором, он тут же попросил засунуть ему пустой рукав сорочки в рукав пиджака:
— Такая непослушная…
Это относилось к отсутствующей руке.
Рубин как будто был лишён чувства юмора и всерьёз принимал шутливое замечание Михалыча о том, что спорт совсем заполонил газету и что надо будет хоть на время прекратить печатать спортивную информацию, чтобы дать читателям передохнуть. Он начинал кричать и, как фигурально выражаются, с пеной у рта отстаивал свои права:
— Это же событие — междугородная встреча по футболу… Этого же не простят читатели, если мы не дадим…
Заметкам Рубина свойственна была сухость и сугубая деловитость. Просьбы оживить материал не давали ничего, кроме «яркого летнего солнца, залившего стадион», за которым следовало неизменное: «Здесь состоялся забег на сто метров…» Ефрем обычно восклицал:
— Так что же вы хотите, — мы не очеркисты! Уж это простят читатели…
Грубоватые манеры не мешали Рубину быть отзывчивым и добросовестным, и он действительно очень любил спорт. Когда Михалыч наотрез отказывался поместить в очередном номере какую-нибудь хронику о шахматно-шашечном турнире, происшедшем в детском парке, Ефрем смотрел на него с мольбою и повторял:
— Ну, без гонорара… Ну, пожалуйста, не заплатите мне деньги. Но такое событие — как это простит читатель?
На жизнь Ефрем смотрел очень просто. Планы свои он изложил Виктору сразу же:
— Только поставлю на ноги сестричку и женюсь. Есть такая милая девушка…
И вопросительно посмотрел на Виктора:
— А что думаешь ты, такой парень? Или есть уже кто-нибудь в сердце, только не говоришь? Ой, скрываешь, хитрюга парень!
Вопрос Ефрема невольно смутил Виктора и заставил его покраснеть. Он вспомнил… Валю.
Не однажды, проходя мимо медицинского института, он ловил себя на мысли, что надеется встретить её здесь И тогда он сразу видел спутанные золотистые волосы, смешной вздёрнутый нос… На днях он зашёл в институт по делам — надо было взять информацию о начале учебного года, — и в вестибюле увидел Валю. Она сидела на диванчике, низко склонившись над книгой. «Физическая химия», — прочёл Виктор на обложке.
Валя встретила Виктора, не проявив удивления:
— К нам? По делам?
Виктор объяснил.
— Вы всё для газеты? — спросила Валя.
— Да, — ответил Виктор и, вспомнив недавний глупый эпизод в сквере, прибавил: — Тогда я только начинал, а сейчас вот… развёртываюсь.
— Это очень интересно — в газете?
— Очень! — так искренне вырвалось у Виктора, что Валя улыбнулась, сморщив нос.
Виктор заговорил о приезде Козловского:
— Помните, вы хотели в театр… Я могу достать билеты.
— Билеты? — переспросила Валя. И вдруг, что-то решив, сказала:
— Хорошо, покупайте…
— Три? — поднялся Виктор.
— Н-нет, почему? Два…
— А Сергей?
— Сергей?.. Он не сможет…
— Значит, два? — Виктору показалось, что он задал этот вопрос чужим голосом.
— Да, да, два, — торопливо промолвила Валя. — Вы позвоните, когда купите, в комитет комсомола, меня позовут…
И мысли об этом непонятном и волнующем разговоре путались с громовым возгласом Рубина:
— Женись… Обязательно женись…
Ещё одним, кто часто появлялся у Михалыча, был тот узколицый человек в тщательно выутюженном сером костюме, который в первый день прервал беседу Виктора с Кузнецовым. Это, как уже знал Виктор, был сотрудник отдела культуры и быта редакции Игорь Студенцов. Он часто писал в газеты о театре, о художниках, вообще об искусстве.