— Выездная редакция? Слышал — вчера звонили из обкома, — говорил он, быстро почёсывая большим пальцем подбородок и морща лоб. — О том, что будете печататься в нашей типографии, тоже передали. Пожалуйста, — чем богаты, тем и рады. Можем даже поднять вопрос, чтобы день выпуска нашей газеты переменить, если вам понадобится…
— Зачем — у вас ведь привыкли уже.
— Какой разговор! — вскричал Малинин. — Вы — областная газета, чего мы, мелкая сошка, будем путаться.
— А стол нам выделите?
— Да любой! — обвёл Малинин рукою комнату, где, кроме редакторского, стояло ещё два стола. — Хоть мой — я только бумаги выну.
Он, и верно, начал сейчас же освобождать стол, но Леонид остановил его:
— Что мы — тебя совсем выселим? Вот этот берём, — указал Леонид на столик возле самой двери, затем взял чистый лист, другой свернул в трубку, обмакнул его в чернильницу и, подумав, написал крупными буквами: «Выездная редакция здесь». Самодельный плакат он пришпилил кнопками над столом.
И выездная редакция приступила к работе…
Виктор и Ковалёв, разделившись, отправились по городу. Где только не побывал в этот день Виктор, — на пункте «Заготзерно», куда всё время подходили машины и подводы с хлебом, где стоял неумолчный гомон, бегали девушки с похожими на гигантские шприцы металлическими щупами, с помощью которых брались пробы зерна, на нефтебазе, где всё пропиталось запахом бензина и керосина, а лужи с дождевой водой были подёрнуты радужной плёнкой, в Доме культуры, на базе «Сельхозснаба», в районо, на автобазе… Он разыскивал нужных людей, и хотя у тех были свои неотложные дела — один добивался, чтобы ему скорее выписали накладную, другой спешил получить запасные части, третья договаривалась о маршруте концертной бригады — почти каждый, узнав, что нужно Виктору, находил тему для заметки — о хорошем комбайнере, о шофёре-стахановце, о нерадивом колхознике — обо всём, что он считал необходимым рассказать району с газетной трибуны. Виктор устраивался с автором где-нибудь в сторонке, — иногда человек сам, хмуря брови и шевеля губами, писал заметку, а иногда Виктор после извиняющегося: «Вот только писать я не мастак» выслушивал обстоятельный рассказ и брался за перо помня при этом давнишнее наставление Михалыча и стараясь сохранить все особенности живой речи автора.
Виктор вернулся в редакцию с грудой исписанных листков. Ковалёв показал ему такую же груду и произнёс:
— Двинулись!
С этой минуты они двое представляли коллектив, создающий газету, — редактора, секретаря, корректоров, выпускающего. Только сугубая техника — набор и печать выполнялась другими. Вот когда пригодились Виктору посещения типографии, наблюдения за рождением газеты…
Ковалёв щёлкнул пальцами:
— А сюда — обязательно карикатуру…
Из редакции они привезли с собой несколько клише-карикатур. Темы их были тщательно продуманы заранее, — выбрали такие, какие могли встретиться вернее всего. Одно клише состояло из двух рисунков — на первом под заголовком: «На работу» был изображён лодырь-симулянт с перевязанной рукой и костылём подмышкой, на втором тот же лодырь бодро шагал по дороге, держа в руках корзину, из которой торчала длинная гусиная шея. Тут заголовок гласил: «На базар».
— Как по заказу, — заметил Ковалёв. — Слушай: «Колхозник Шептало, сказавшись больным, не вышел на работу, но в тот же день отправился в город на рынок». Эх, ещё бы подпись в стихах…
Стихи… Виктор вспомнил свои поэтические опыты.
— А ну, — сказал он, — я попробую.
Он всматривался в заметку и перебирал слова. «Шептало»… «Устало»… «Настало»… «Мало»… «Трудится мало»… Ага! «В поле Шептало трудится мало»… А дальше? Что делает Шептало? «День на базаре проводит с женой». Так… Теперь — заклеймить Шептало! «Шептало»… «Летало»… «Подвала»… «Шакала»… «Видать, у Шептала натура шакала!» Ну да, шакал — гнусное животное. И легко легла последняя строка: «Такого, как он, из колхоза долой!»
Виктор подал стихи Ковалёву.
— Быстро! — восхитился тот. Он прочёл стихи вслух и расхохотался: — Зло! Гляди, поучишься, из тебя новый Маяковский выйдет.
Малинин, наблюдавший за рождением газеты, поддакнул:
— Сатира!
Ковалёв перегнул лист пополам и протянул его Виктору:
— Возьми на память.
— Почему? — обиделся Виктор.
— Потому, что есть критика, и есть «крытика». Превращать критику в известное дышло — куда повернул, туда и вышло — нам с тобой не полагается. Ты не дуйся, а подумай: кто такой этот Шептало? Может, и правда — гад. А вернее всего — наш, советский человек, запутался только немного. А ты его: «Шакал, долой!» Тяп-ляп, и спать пойдёшь спокойно, а человеку всю жизнь испортишь. И жену ещё приплёл, а ней в заметке и слова нет. Жена, может, первая его за это била — простое дело… Ясно?