— К вам? Хорошо, — быстро оценил что-то в уме Бородин.
— Константин Лукич, спрашивал я в МТС, — воспользовался Павел тем, что внимание председателя обращено на него.
— Не разрешили?
— Нет… Константин Лукич, а, может, всё-таки…
— Кончено, Павел!
К правлению спешил старик в сильно поношенном кожане с топором в руках.
— Товарищ Куренок! Вам сегодня праздник, — крикнул ему председатель, — гвозди привезли.
— От правильно! — восхищённо крякнул старик. — Теперь будет тебе школа точно по плану. Дай-ка мне, Константин Лукич, лёгкого табачку по такому случаю.
Он начал сворачивать цыгарку, но тут же спохватился и, рассыпая табак, засеменил к грузовику:
— А гвозди покажи, какие?
Посмотрел и только потом доклеил и закурил цыгарку.
Послышался топот копыт, и на разгорячённой лошади к правлению подскакал молодой парнишка.
— Константин Лукич! — запыхавшись, проговорил он. — Просят вас во-вторую бригаду, у нас хлеба много на току — бричек нет…
— Ах, чтоб вас, не подумали раньше, — торопливо стал вдевать руки в рукава шинели Бородин. — Извините, мы, пожалуй, только совсем к ночи сможем встретиться. Вы лучше пока отдохните с дороги, перекусите, — обратился он к Виктору.
— Константин Лукич! Так как же? — простонал Павел, видя, что председатель вот-вот исчезнет.
— Павел! Я сказал, — произнёс председатель без всякого нажима, но Павел сразу поник и тронул за рукав Виктора:
— Пойдёмте…
Они пошли по деревенской улице мимо бревенчатых домиков, мимо невысоких плетней, напоминавших стенки большой корзины; кое-где лесины в плетнях ещё жили и выбросили по нескольку пучков зелёных листьев, — от этого сходство с корзиной терялось, и ограда превращалась в такую же естественную часть пейзажа, какова, скажем, поросль ивняка на берегу реки. Вечернее солнце, добравшись уже до самого горизонта, напоследок собрало всё-таки силы, раздвинуло тучи и рассыпало по траве серебристые бисеринки; лёгкий, почти прозрачный дымок шедший из труб, щекотал ноздри; мычало стадо, возвращаясь домой; где-то залаяла собака, другая гавкнула ей в ответ два раза и замолкла, и, оттеняя эти звуки, ровно и беспрерывно гудел вдалеке мотор трактора…
Павел заговорил, когда они изрядно отошли уже от правления:
— Видите, что получается. А я точно знаю — толк будет…
Разговаривая с Павлом на автомашине, Виктор испытывал только одно чувство — задор, горячее желание помочь этому парню победить рутинёров. Сейчас, после того, как многое знающий и уверенный в своих действиях Бородин не захотел даже подробно говорить с Павлом об этом деле, прибавилось ещё одно. Оно, это второе чувство, советовало не спешить, всё продумать, — ведь Виктор, давая Павлу совет итти наперекор всем, брал на себя немалую ответственность.
— Что же делать? — повторил свой вопрос Павел.
И победило первое чувство. Ждать неизвестно сколько — неделю, месяц, когда пройдут все сроки? А разве тот же Бородин не может ошибаться при всех его хороших качествах? Разве косность не может одолеть самого положительного человека? Разве она не тот самый враг, о котором говорил когда-то Осокин?
— Пробовать! — упрямо сказал Виктор и, поколебавшись, прибавил: — Если уверен.
— Ну, что ж, — промолвил Павел, — я тоже так думаю…
Они вошли в небольшой двор. Напротив дома стоял низенький хлев с земляной крышей, поросшей зеленовато-белой, словно присыпанной пудрой лебедой, среди которой, как сосна в мелколесье, высился одинокий куст полыни; потемневшая банька приютилась в углу двора, крыша её была увенчана котелком без дна, заменявшим трубу; наполовину вкопанный в землю бочонок возле крыльца был доверху полон дождевой водой, в которой плавали соломинки, повядшие листья и нивесть какими судьбами попавший сюда, в деревню, трамвайный билет.
Павел первым прошёл в тёмные сенцы, где-то за брёвнами отыскал ключ, отпер двери и пригласил Виктора:
— Проходите! Мамка позднее будет, с нею вам тоже повидаться надо — парторг она у нас…
Разделись в кухне с лавками вдоль стен, русской печью, полатями, шкафчиком для посуды и несколькими крынками на окне. Лохматый дымчатый кот, спавший на печи, проснулся, спрыгнул на пол, мяукнул, одним прыжком вскочил Павлу на плечо к стал тереться об его затылок, мурлыча так, что у Виктора зазвенело в ушах.
— Ишь, распелся Михаил! — заметил Павел. — Опять украл чего-нибудь?
Он вдруг проговорил:
— Катерина идёт!
Кот стремглав бросился к порогу и замер в ожидании.
— Я пошутил! — сказал Павел и пояснил Виктору: — Балует его Катерина: как придёт, что-нибудь принесёт, вот и привык…