Выбрать главу

Все четверо — Виктор, Бородин, Ольга Николаевна, парнишка из второй бригады, — они вышли на крыльцо правления. Женщина стала, одной рукой цепко схватившись за перила, а другой прижимая к груди шаль, и глядела остановившимися глазами, как собирается народ. Парнишка всё уже рассказал и, однако, повторял в который раз:

— Сказали, что дня на два ремонта… Сказали, что надо в МТС.

Бородин, к которому после первой вспышки вернулось самообладание, заметил Виктору:

— Вот вам случай, не предусмотренный графиком… Мы, конечно, не полагали, что обойдётся без поломок машин. Но здесь дело не в машине, а в человеке…

Дед Куренок подскочил к крыльцу:

— Неужто правда, Константин Лукич, с трактором?..

— Печальная, но правда…

Куренок дёрнул себя за бороду, тяжко вздохнув:

— А ведь дни какие подошли — косить бы да косить…

— Откуда знаешь, дед, что хорошие дни? — удивился председатель. — Барометр, что ли, купил?

Куренок хлопнул себя по ноге:

— Мой барометр вот — руки, ноги… Кости не ломит сегодня — это уж точно к вёдру…

И опять тяжко вздохнул:

— Ах, разъязви его, Паньку!.. Ну, подгадил, курицын сын!

Куренок спохватился, видимо, что мать Павла стоит рядом, и смущённо предложил председателю:

— Самосаду моего завернёшь по такому случаю?..

Виктор, как в полусне, наблюдал за происходящим. Две неотвязных мысли, переплетаясь, смыкаясь, размыкаясь и снова сходясь, стучали в его голове. Два удара обрушились на него за несколько минут, два тяжких до непереносимой боли удара. Первый — весть об отце. Виктор уже не сомневался, что Василий Алексеевич Тихонов, с котором рассказывал председатель, это его отец, пусть всегда для него далёкий, пусть причинивший столько горя матери, но всё же отец. Слишком много совпадений, чтобы можно было сомневаться, что это он, — имя, отчество, фамилия, возраст, наконец, то, что именно накануне боёв под Сталинградом перестали приходить денежные переводы. Короткий рассказ председателя словно бритвой резнул по тоненькой натянутой нити, трепетавшей в душе Виктора все эти годы, — нити, связывавшей его с далёкими, смутно вспоминавшимися, но бесконечно дорогими днями, когда отец был с ними. Не признаваясь себе в этом, Виктор никогда не забывал, что у него есть на белом свете самый близкий человек, и жил смутной надеждой, что рано или поздно они встретятся. Теперь не на что было надеяться…

Отталкивая мысль об отце, навязчиво лезла другая — о том, что только что произошло с трактором. «Панька, курицын сын!» — корил Павла дед Куренок, не подозревая, что по соседству с ним стоит ещё один, пусть косвенный, но всё же виновник беды, разразившейся над колхозом. «Вот наша пятилетка, вот планы, которые мы обязаны выполнить», — говорил Виктору Бородин, видя в нём союзника, друга, помощника в большом деле, и не помышлял, что этот союзник в кавычках двумя-тремя непродуманными словами, сказанными в пылу петушиного задора, воткнул в колёса налаженной, точно отрегулированной машины не палку, нет, толстенную жердину, от которой затрещали спицы…

Газетчик! Журналист! Большая честь носить это звание. Тебя уважает народ, тебе верят, каждое слово твоё принимается, как умный и дельный совет человека, видящего дальше, чем другие, знающего больше, чем другие, умеющего подсказать верный путь. Огромная ответственность лежит на тебе, журналист. Продумай, всё взвесь, всё оцени прежде, чем принять решение. А если тебе не знаком вопрос, с которым ты столкнулся, — ведь тебе по служебному долгу приходится встречаться с людьми самых разных профессий? Если ты не уверен вполне, на чьей стороне правота, и не можешь решить этого один? Не бойся опереться тогда на честных, знающих людей, на тех простых советских людей, которые окружают тебя всюду. Этим ты не только не потеряешь их уважения, этим ты повысишь свой авторитет. И это поможет тебе до конца использовать оружие, вручённое тебе партией, самое острое и сильное её оружие — печать…

У крыльца правления шумела толпа. Собрались все, кто оставался в деревне, — старики и старухи, женщины с грудными детьми, инвалиды. Проворные ребятишки сновали всюду, не сознавая, что случилась беда, и довольные тем, что в такой поздний час они на улице и никто их не гонит домой, не укладывает спать. Катерина, всё в той же стёганке и цветастой косынке, стояла впереди, только теперь она не была похожа на девочку, скорбные складки на румяном лице сделали её старше.