Вверх, вниз! Вверх, вниз — взлетала и опускалась рукоятка веялки. Виктор снова ощутил на губах солоноватый вкус пота. Он взглянул на Маргариту и устыдился за себя: её лицо нисколько не выдавало того напряжения, какое испытывал Виктор. И стояла она так ловко, словно век одним этим и занималась — крутила веялку.
— Где это вы научились? — спросил он погромче, чтоб его было слышно за шумом решёт.
— Что? — не поняла она, а потом, на секунду оторвав руку от рукоятки, приложила её к уху и, разобрав, что спрашивает Виктор, закивала: — Ясно… У меня стаж! — с выдохами в такт оборотам рукоятки кричала девушка. — На веялке… Снопы вязать… Косить умею даже — да!.. в войну… каждое лето в колхозе… Ещё вас… научу, хоть вы… мужчина…
«Пожалуй, научит!» — подумал Виктор, с завистью глядя на рассчитанные, экономные движения Маргариты И снова отметил, как быстро меняется его отношение к девушке. Вот так — никогда нельзя судить о человеке по первому впечатлению, какая-то мелочь, бросающаяся в глаза, пустяковая случайность, совсем не то, что составляет существо человека, заведут на ложный путь. И не в театре, не в посещении кино или концерта, но в жизни, в работе узнаётся человек. Впрочем… Виктору показалось, что эти слова кто-то говорил ему уже. Он вспомнил: Валя! Ну да, Валя, в тот вечер после «Евгения Онегина»…
Виктор поглядел на свою напарницу: Валя и Маргарита! Ничего общего, совершенно: светловолосая спокойная Валя и подвижная смешливая девушка-смуглянка. И всё-таки в Маргарите начали смутно, едва заметно, проявляться какие-то общие с Валей черты…
Маргарита внимательно следила за Виктором.
— Ого!.. Теперь… — кричала она с теми же паузами в такт оборотам рукоятки, — теперь вы… и на меня… смотрите, как Мефистофель… Но это ничего… я Маргарита в самом деле… не то, что она…
— Кто — она? — спросил Виктор.
— Ваша… Валя Остапенко… из мединститута, — сказала Маргарита и прибавила: — Порошок — в кармане стёганки… Берите — вам нужнее…
— Разговорчики! — сурово прикрикнула на обоих Натка, по-мужски широкими размахами перебрасывая деревянной лопатой зерно. — Чтобы до ужина всю эту кучу провеяли…
Шумели машины, пыль висела в воздухе, к току один за другим подъезжали фургоны… Колхозники, колхозницы, девушки из Чёмска, Маргарита, Виктор — все они смешались здесь, всех их объединила общая цель…
Когда стемнело, Натка, отирая пот со лба, провозгласила:
— Ужин!..
Хотя девушки порядком утомились, она опять повела команду строем.
— Так же легче, дурные! Дисциплинка — от всех усталостей лучшее средство! — пресекла Натка протесты и затянула песню: — «Где ж вы, где ж вы, очи карие…»
На полевом стане они расселись за высоким, похожим на топчан, самодельным столом. Мисок на всех не хватало, и Виктору досталась вместо миски одна из больших эмалированных кружек, которых запасливая Натка взяла несколько штук. Густой, попахивающий дымом кулеш, сваренный поварихой на костре, не стал от этого нисколько хуже: Виктор готов был сейчас, кажется, съесть целого вола. Не отставала и Маргарита.
— И просто, и здо́рово — этот кулеш, — сказала она, выскребая ложкой такую же, как у Виктора, кружку. — А знаете, что я хорошо готовлю? Гурьевскую кашу… Про эту кашу есть ещё детский рассказик… Ай-ай-ай, вам бы надо его помнить, — вы же только что вышли из детского возраста. Ну вот, я боюсь уже с вами разговаривать — опять обиделся!.. Виктор, Виктор, — просительно протянула девушка. — Ну, как мне извиниться? Хотите — на колени стану? — вскочила девушка из-за стола, всем видом выражая готовность выполнить своё обещание.
Виктор испуганно схватил её за рукав: попадёшь в смешную историю с этой Маргаритой!
— То-то! — успокоенно промолвила девушка. — А гурьевскую кашу я готовлю всё-таки хорошо… Виктор! — воскликнула она неожиданно. — Заходите к нам домой в Чёмске — вот я вас и угощу этой кашей… Верно, Виктор, вы же там будете. Заходите, Натку позовём, Ковалёва захватывайте…