— Давай помогу…
Резким движением плеча Павел бросил мешок в телегу и с неожиданной дрожью в голосе проговорил:
— Я сам! Ясно? Без помощников… — потом шумно вздохнул, как всхлипнул, и уже другим тоном добавил: — Нечего помогать, в первый раз мне, что ли?..
Поскрипывая колёсами, подводы выезжали на дорогу. Виктор сунул чемодан где-то между двумя мешками и тут вспомнил о Маргарите: неудобно уезжать, не попрощавшись. Попросить Павла задержаться на минуту? Но, взглянув на каменное лицо парня, Виктор отказался от своего намерения.
Лошади тяжело ступали по дороге. С передних подвод доносился негромкий говор возчиков; Павел упорно хранил молчание. Пробежал ветер, бросил в лицо Виктора одну каплю дождя, другую… Виктор в последний раз оглянулся на деревню, — в сумрачной темноте ненастной ночи она казалась уже горсткой огоньков, — колеблющихся, мерцающих, затухающих. Обоз поднялся на бугор, и — лошади зашагали быстрее. Огоньки качнулись, а затем исчезли, скрывшись за неровною тёмною линией горизонта…
Павел легко вскочил на подводу.
— Садитесь, — впервые после отъезда заговорил он. — На спуске можно…
Виктор присел на подводу. И опять Павел замолчал. Виктор подумал о совете Ольги Николаевны — поговорить о том, о сём, дорога длинная. Поговори, когда слова из него не выдавишь! А поговорить нужно было, обязательно, и не только потому, что это советовала Ольга Николаевна. Какую-то тяжесть на душе ощущал Виктор при виде замкнувшегося в себе парня, — не просто угрызения совести, но именно тяжесть… Нет, нельзя было распрощаться с Павлом — и всё, надо было внести полную ясность. И без всяких обходных путей! Прямо!..
Виктор посмотрел на Павла. Тот кончиком бича чертил что-то на мешке и — а может быть, Виктору это только показалось в темноте — шептал что-то одними губами.
— Подвёл я тебя, Павел, — сказал Виктор, — очень подвёл. Ты прости, виноват я перед тобою…
Павел, не отвечая, продолжал чертить бичом на мешке. Вдруг он подскочил:
— Получится! Всё понял!..
На глазах Виктора произошло мгновенное превращение. Вместо угрюмого и замкнутого, рядом с ним опять сидел живой, словоохотливый Павел, такой, каким он был тогда, на машине.
— Будет как надо! — восторженно выкрикнул Павел. — Что нужно сделать? А вот что…
Павел принялся было снова строить на мешке одному ему понятные чертежи, но махнул рукой:
— Тут не покажешь… А толк будет! Как я промазал тогда!..
И снова лицо его стало другим: рядом с Виктором сидел угрюмый, замкнутый парень:
— А насчёт, кто виноват, бросьте… Я один и виноват, чего спирать. Трактор мой, голова, руки мои, — я и отвечаю…
Павел понукнул лошадей и продолжал:
— Я ж понимаю, вы мне худа не хотели, когда сказали — пробуй. Если уверен — вы говорили. А я тогда не совсем уверен был. Я одной штуки боялся и всё-таки попробовал. Ну и… А вам, корреспондентам, разве ж всю технику на свете освоить? Так что зря на себя вину не берите…
Виктор смущённо кашлянул: стороны поменялись ролями, теперь уже получалось, Павел успокаивал его. И, решив, что пришло время, он осторожно спросил Павла, стараясь не задеть его самолюбия:
— Ну, а как у тебя теперь в колхозе будет — с ребятами, с девушками? Я гляжу, ты на отшибе от них. Если обиделся, то ошибаешься.
Павел отвечал медленно и отрывисто:
— Чего обижаться? Правы они кругом… Я б, если кто другой трактор сломал, я б ему… — и он сделал вы разительный жест кулаком, не оставлявший сомнения в том, как поступил бы он с таким человеком.
Соскочив с подводы, Павел извиняющимся тоном про говорил:
— Тут опять пойти надо будет — подъём…
Он уже сам вернулся к прежней теме:
— Вот рассчитаю всё точно, чтобы комар носу не подточил, тогда…
— Один будешь рассчитывать? — спросил Виктор.
— Один…
— Посоветоваться лучше было бы.
— Ясно — лучше, — без колебаний согласился Павел и понизил голос до полушёпота: — А как я к ним пойду? Кто со мной разговаривать будет? Они… вон Катерина «Молодую гвардию» читает… Улю Громову фашисты мучают, звезду вырезали на спине… Понятно?
— Понятно, — кивнул Виктор, хотя ему ещё ничего не было понятно.
— Ну, а я… — Павел криво усмехнулся, — я вроде бы Стаховича теперь.
Виктор хотел возразить Павлу, но тот продолжал:
— А ещё хуже, знаете, что? Дедушка Куренок умер, так ведь получается — из-за меня.
— Как? — недоуменно спросил Виктор.
— Простыл он в поле. А в поле пошёл почему?..
Тяжело ступали лошадиные копыта, скрипели колёса, порыв ветра донёс чуть слышный паровозный гудок.