— А я не боюсь…В горе и радости. Тогда и я поврюсь : “ Я не боюсь того, что сделает мой брат за мою любовь к тебе. “
— Элайджа, давай оставим это на потом. Мне нужно уехать, чтобы отвести ищеек твоего брата от этого города. Они вернуться, я знаю. Клаус будет вне себя от ярости, когда узнает, если уже не узнал… Прости, за боль и спасибо, что спас меня.
— Слабость… Любовь и вправду величайшая слабость… Я не могу отпустить тебя…
— Я знаю, но ты должен сделать это, если любишь меня.
— Я люблю тебя.
— А я знаю, как тяжело было признать и произнести эти слова. Теперь расскажи ты…Скажи, пока я не ушла.
Ее пальцы почти ледяные, когда она касается подушечками основания его шеи, а затем утыкается носом куда-то в ключицы.
Холодная. Даже чашка горячего чая не согрела. Не согреть ее ледяное сердце.
Он бы сморщился, нахмурился, сделал бы что-то, но она молча ожидает, когда тот начнет рассказывать.
— Я не впускаю людей в свою жизнь. Тебя впустил. За столько веков своего существования я не верил в большее, любовь. Прожив такую долгую жизнь рядом с семьей я переживал за каждого. Думал, что семья – сила и защита. Столько веком мы сражались бок о бок, пережили столько вместе, у нас не было дома, потому что мы вечно бежали от гнева нашего отца. Я бы никогда не предал Никлауса. Не предав, даже узнав, что это он разрушил нашу семью, стал виновником смерти Хенрика и нашей матери. Его человечность утеряна, но я не успоклюсь, пока не добьюсь искупление для него. Мы ведем пустую жизнь, которую заслуживают такие монстры как мы. Наша вечность – наказание, если ее не с кем разделить.
— Только тогда ты будешь свободен и у тебя будет вечность, чтобы провести ее так, как посчитаешь нужным. Ты никогда не предашь брата, и я знаю это. Я того не стою. Не стояла пять веков назад, а сейчас изношенный товар.
— Только в моем сердце есть заноза. Сейчас мне противны все эти ссоры и после произошедшего в Мистик Фоллс. Сейчас я запулался. Запутался и тогда, когда думал, что Никлаус захоронил всю семью на морском дне. Он сказал, что отправит меня к семьи и вонзил клинок в мою грудь. Я помню это и твой взгляд.
— Этот город – главный источник наших бед. Я бы с радостью испепелила ее огнем. Сожгла до тла.
— Я все помню.
— Тяжело существовать в мире, без семьи. Сейчас тебе противно любое упоминание о семье. Я понимаю и представляю, как тебе больно, потому что “ семья” распалась на твоих глазах. Тебе нужно отдохнусь, прийти в себя, собрать свои силы. Тебе противны все их стычки, и пусть они разбираются сами, а ты в этот раз прийди в себя.
— Я даже не хочу показывать своего лица. Настолько мне противно все. Все эти предательства и комплекс власти Никлауса.
— Но ты не перестанешь верить и надеяться. Это правильно. У тебя есть надежда, семья, за которую ты сражаешься. У меня ничего нет… Прощай, Элайджа.
Целует в щеку, сердце сжимается.
Один миг.
Нашли любовь, а в сердце все застыло, при мысли, что ветер унесет ее.
Ненасовсем.
Отпустить.
Встает с постели, ставит чашку с недопитым чаем, на прикроватную тумбочку, осматривает себя, понимая, что на ней вчерашняя одежда, прическа испорчена. Она должна уйти и забыть.
Забыть и в этот раз.
Кем он будет, если отпустит ее?
Разве это любящей мужчина?
Не отпустит.
Ей бы поднять руки, ударить его, оттолкнуть и бить головой об стену, притворитбся, что ничего нет, освободиться от его объятий и отступить назад, как можно дальше, а лучше и вовсе уйти. Уйти от любви.
Навсегда?
Не отпустит, крепко держит ее в своих объятьях. Это преступно ведь, любить ее. Элайджа знает, что Никлаус расценит его любовь к ней, как предательства. Предательства семьи. Тогда он предатель, потому что привязан к ней и семье одинаково.
Своей привязанностью к семье, он ее губит — эта мысль всплывает в его голове почему-то чаще всего.
Своей превязанностью к ней, он губит семью – предает младшего брата.
Но он не может. Не избавляется от наваждения, не убирает рук с ее тонкой талии, и только ему под силу полностью и прижать к себе, чтобы никогда-никогда не отпускать. Не отпускать и справить с ее характером.Ни за что на свете. Он и не отступит назад, потому что иначе ему не почувствовать запаха ее волос, что-то цветоцное вперемешку с карицей. Что-то легкое, едва-едва уловимое, чуть терпкое и такое родное. Что-что, что люди называют любовью.
Болеть ею ведь она куда-то под кожу, ее яд уже давно достиг его сердца. Кетрин Пирс пропитывает его с головы до ног, от первой и до последней мысли, от ночи до утра, от боизости до разлуки. Иногда Элайджи казалось, что он сходит с ума.
Ее губы горячие, сухие, проходятся по его щеке в миллиметре от уголка рта, слегка задевая, будто дразня. Элайджа глядит на нее сверху в низ и видит, полувопросительный взгляд. Хочется отвернуться, но он не может.
Не тогда, когда его любовь так близко и они могут быть свободными.
— Я ничего не боюсь, - зачем-то шепчет она, уже не улыбаясь. — Ничего, Элайджа, я выживу. Отпусти меня и спаси себя от гнева Клауса. Сделай это для меня. Прийди в себя и будь счастлив без меня.
— Я не могу сделать этого, Катерина, если Клаус посчитает меня предателем ради любви, то так тому и быть. Если лекарства – средства, плата за наше счастье, то мы добудем его. Если я отпущу тебя то, только чтобы ты воплотила свой план и добыла лекарства, а я заключил сделку с моим братом. Я не отпущу тебя, и завтра мы играем по твоим правилам. Ты обещала подарить мне день.
— И возможно не только день… У меня есть идеально Дьявольский план, Элайджа. Если он не сработает, то есть план H. Доверься мне… Это стоит того.
Без нее он не сможет жить.
Жар, невыносимый, плавящийся в воздухе, повисает над ними, растопляя ее последние слова в голове. Что за план H? Давит на мысли, но Элайджа ведь знает ее и на что она способна. Ему трудно дышать, скапливающаяся внутри буря грозит вырваться наружу, сметая все на своем пути. Буря чувств к ней, после того, как он вновь нашел ее.
Мир останавливается лишь на мгновение.
Неправильно любить ее, зная, что этим он предает брата, семью. Предает все, что так ценил. Но ведь и любовь он тоже ценил и верил в то, что это чувства меняет все. Неправильно и мгновение, когда Элайджа ничего не боится, касаясь ее губ своими губами.
Иногда жить такое же храброе решение, как умереть.
Он принял решение жить ради нее.
Она приняла решение умереть, чтобы иметь возможность любить, быть рядом с ним, быть только его. Приняла решение пойти до конца ради этих чувств.
*** Мистик Фоллс. 2012 год. ***
Клаус Майклсон слышит приближение, слышит, как открывается дверь в его мастерскую. Он и так не в лучшем состоянии, особенно, когда пришлось пожертвовать гибридами, ради спасения Елены и убийства Кетрин. Размазывает краску, в последнее время, он слишком много рисует. Рисует, пытается прийти в себя, успокоить бурю эмоций, которая вырвалась наружу. Не контролирует эмоции. Слишком всего произошло за последнее время. Ему необходимо прийти в себя. Может ему лучше побыть одному? Рисование и необъяснимое чувства к Керолайн Форбс – единственное, что помогают ему бороться со всем. Бороться, контролировать и жить. Клаус Майклсон за свою долгую жизнь пережил многое не один раз слетал с катушек и приходил в себя. Всегда был первым. Никогда не знал милосердия и считал любовь слабостью.
Запускает кисточку, которую держал в своих руках, прямо в грудь, вошедшего в мастерскую вампира. Боль и кровь только забавят его.
На коленях и даже не пытается вытащить кисточку из груди, стискивает зубу и наблюдает за медленно расползающемся пятном крови. Он лишен своей воли, и только пересек черту города, поспешил к создателю с новостями.
— Это был мой брат… Я прав… Эта шлюха сумела завладеть и его постелью?!
— Джейса и Пролу убил Элайджа и с ним была кареглазая брюнетка, которую должны были убить по вашему приказу. Элайджа спас ее, все, как вы и сказали. Я стоял в тени и наблюдал за этим, потом поспешил к тебе с новостями. Я сделал, что вы приказали. Но я заметил нечто иное… Иное, когда взглянул в глаза.