— Мне? — Присев на табурет, молодая мать расстегнула халатик и приложила сына к груди.
...Клим и Ирина давно рассказали друг другу все о своей жизни. Но до откровений о Виталии или о Любаше не доходило, эти случайности каждый считал давно исчерпанными внутри себя. Главное, что они вместе, а досадные ошибки прошлого можно было навсегда вычеркнуть из памяти. Их по-прежнему поражало то, как странно и сложно шли они навстречу друг другу, но погружаться в мистические подробности казалось излишним.
И напрасно. Потому что невысказанные сильные чувства или былой душевный надлом требуют выхода.
В тот день к вечеру к ним приехал Костя Земсков. Развалившись на широкой тахте, Костя внимательно слушал предысторию их знакомства.
— Скажи, Клим, откуда у тебя это свойство предугадывать угрозу? Это касается только твоей жизни, или тебе удается отвести беду и от других людей?
Клим задумался.
— Мой прадед, говорят, был северным знахарем и умел многое, о чем я и понятия не имею. Однако кое-что, видимо, передалось.
Костя пришел в возбуждение.
— Так-так-так! Значит, все идет из глубины веков и передается по роду. — Он потер руки. — Для исторического фильма серии на три-четыре материала хватит. О, там можно многое показать, и все наше, русское. Хроники поднять, летописи, предания. И вывести на современность. Да, именно! ...А скажи, когда это случилось в последний раз? Ведь оно же работает, это свойство!
Клима не слишком привлекали эти расспросы, а режиссерская кухня так просто раздражала, но он понял, что для Ирины это находка, что она будет играть в этом фильме, и потому нехотя продолжил:
— В последний раз меня за это чуть не убили. В поезде, уже в пределах Подмосковья. Я помню разлив реки и старую колокольню на берегу. Как обычно, послышался знакомый звук, вроде пересыпающихся железных опилок, и я ощутил впереди, прямо на рельсах, нечто родное, близкое. Кто это был, не ведаю, но действовать следовало незамедлительно!
— Как? — напрягся Костя, словно это он сам был сейчас и в поезде, и на рельсах.
Клим усмехнулся.
— Остановить поезд, который шел в это время по арочному длинному мосту. Это было, конечно, безумие — тормозить состав в таком месте, но меня словно силой вынесло из купе в коридор к стоп-крану. Все решили, что это припадок помешательства. Пассажиры сбили меня с ног, и я, придавленный к полу их телами, успел крикнуть, послать наудачу, в никуда зов о помощи. Локомотив-то ведь тоже ревел так, словно предупреждал кого-то.
Он замолчал, удивленный устремленными на него глазами Ирины. В них было нечто необъяснимое.
— Ну?! — нетерпеливо воскликнул Костя.
— Что-то мне удалось, — ответил Клим, раздумывая над ее взглядом. — Стало легко, словно угрозу ту сдуло, будто пушинку.
Стиснув руки, Ирина выбежала из комнаты. В коридоре, уткнувшись лицом в вешалку, она затихла, не шевелясь. Мужчины замерли, понимая, что происходит нечто такое, во что нельзя, невозможно вмешиваться.
Через несколько минут Клим все же вышел к ней в коридор. Она плакала, но это были слезы облегчения, освобождения.
— Что, родная?
Она прижалась к нему.
— Я расскажу сама. Идем. Слушайте, как все это было с другой стороны. С моей.
Предысторию своего появления на рельсах она поведала буднично, потому что Виталия для нее давным-давно не существовало. Но шелковистый отблеск стали, рыжие шпалы, между которыми покачивались от ветра желтые мелкие цветочки, возникли перед глазами слушателей, как на картинке. И два блика. Их предложения, ее выбор.
— «Жить, жить, жить», — говорил второй, и я вдруг увидела дочь с ребенком на руках. Клим, она была в том же халатике, что и сейчас, и за ее спиной на стене висели две тарелочки. Я все это увидела сегодня наяву, когда была у Киски, — халатик, дочь с ребенком и две тарелочки. Клим! А ведь ты не мог этого знать, тебя еще и в Москве не было!
— Да, тарелочки мне Гриша подарил, это было месяца через три. Так вот где мы встречались! А я-то не мог вспомнить...
Не в силах совладать с собою, вскочил и забегал по комнате Костя.
— Ребята! Необыкновенно! А скажи, Ирина, этот Виталий — не тот ли хмырь, которого ты отшила в день премьеры? Класс! Тогда я тебя и заметил.
— Да, он несчастный человек, — тихо сказала она. — Зачем-то попался на моем пути...
— Как зачем? Чтобы ты решила проблему, может быть, всего своего рода, прошла это чистилище и родилась вновь. А Клим открыл в себе новые способности. Все связано. Что ты ему сказала?
— Не помню. Что-то разочаровывающее.
— Настолько, что сник, как мокрая курица.
— Жалкий человек. — Ирина вздохнула.