Я нарочно не написала в двадцатом пункте последнюю позицию в анамнезе психопата – убийство. Потому что оно не доказано. Да, я предполагаю, что Светлана Богачёва причастна к смерти моей бабушки, но это только догадки. И часть меня все еще хочет верить, что это просто совпадение. Что я все-таки не привела на порог любимой бабушки убийцу.
Постскриптум
Прошло почти два года с момента, как Светлана Владимировна Богачёва ушла из моей жизни. За это время мои идеалы, моя вера в правду и добро проходили самое жестокое испытание на прочность. Я проклинала себя, что у меня не получилось сдать Богачёву полиции. Проклинала за то, что вообще поверила ей, что хотела помочь, наплевав на собственный комфорт. Я считала, что заслужила всё, что со мной произошло. Заслужила своей глупостью, наивностью и доверчивостью. Я рыдала на руках у Миши, крича, что больше никогда никому не поверю. И больше никогда и никому не помогу.
Я понимаю, что эти раны до конца исцелить невозможно. И они навсегда останутся с нами. Миша не смог прочитать ни строчки этой книги. Он правда пытался. Но просто не смог. Иногда я, желая спросить его совета, зачитывала ему строчки вслух. Он начинал задыхаться, плакать и потом еще долго мучился от кошмаров.
Мучилась и я. Я ненавидела себя, и одновременно мне было себя невероятно жалко. Проматывая эту историю в голове или в очередной раз замечая, как сильно изменились мое тело и внешность и как у меня нет сил привести их в порядок, я плакала и бесконечно спрашивала в пустоту: за что? Я ведь просто хотела помочь. Я просто хотела быть хорошей и поступать правильно. Думаю, Миша спрашивал у пустоты то же самое.
Помимо этих чувств, у нас не было времени или возможности даже спокойно сесть и проговорить, что именно с нами произошло, и пережить это в объятиях где-нибудь в уголке квартиры с горячим чаем в руках. Мне нужно было много работать. Мише тоже. Мы продолжали жить в эмиграции, в один момент осознав для себя, что оба не можем вернуться домой. И что теперь у нас вообще нет дома.
После ситуации с Богачёвой мы очень сильно сблизились с мамой. Обидно, что именно такой хтонический ужас стал катализатором наших отношений, но я все равно была очень этому рада. Мама приехала ко мне в Турцию в гости. Мы долго общались. Мама попросила прощения за все, что случилось в прошлом, и признала, что должна была в первую очередь быть для меня мамой. Признала, что просто испугалась ответственности, не зная, как обращаться с ребенком.
Мне было важно это услышать. Было важно знать, что меня бросили, потому что испугались, а не потому что я какая-то плохая. В душе я и так это понимала, но мне просто необходимо было это услышать от нее. Я ее простила и попросила прощения в ответ. За все жестокие слова, которые наговорила ей во время истории с Богачёвой, да и в моем подростковом возрасте тоже.
Именно налаживание отношений с мамой стало первым шагом к моему исцелению. Я почувствовала, что у меня есть поддержка от того самого человека, от которого я больше всего в ней нуждалась. И я радовалась, что наконец получила ее. Я попросила у мамы прощения за бабушку. За то, что привела Светлану Богачёву в ее дом. Мама убедила меня, что я ни в чем не виновата. Что я не могла знать и что бабушка, во-первых, сама поверила Богачёвой, а во-вторых, действительно была старенькая и, возможно, Светлана здесь ни при чем. Во второй пункт, как мне кажется, мама и сама не верила. Но мне было очень важно, что она меня не винит.
Следующим этапом моего исцеления было желание снова довериться людям. Точнее, своей потребности творить добро. В Турцию резко потянулось громадное количество русских эмигрантов. Жилья для всех не хватало. Люди предлагали друг другу ночлег на первое время и самую разную помощь. Мне написал некий молодой человек: он приехал из Питера и ему совсем негде было остановиться в Турции. Он хотел узнать, могу ли я поспрашивать насчет жилья. Я предложила Мише – пускай парень поживет у нас.
– Ты сейчас шутишь? – переспросил он.
– Нет, – ответила я. – Его зовут Макс. Работает юристом, я пробила всю возможную информацию о нем. Хороший парень.
– Твоя мать и по Богачёвой пробивала информацию, – напомнил Миша.
– Ой, да ладно тебе. Поживет у нас пару дней. Не понравится – выгоним. Вот у нас Мехмед какой большой за стеной. Он его выгонит.