У Светы потекли слезы.
– Бред?! Пока ее не было, он изнасиловал меня, изрезав мне влагалище ножом! – Светин голос сорвался на нечеловеческий крик. – Ты видела кровь, которая текла у меня по ногам и до сих пор течет! Это тоже бред?! Он резал меня там со смехом, что я самая сухая сука в его жизни. И только с кровью он смог войти в меня. Я все придумала, по-твоему?! И СПИД-центр, в который я поехала за предупреждающей терапией, которую я не знаю, как буду совмещать с химией, – это тоже бред?! – кричала Света.
Ее искаженный болью и ужасом голос разрезал пространство как нож. Внезапно стало тихо. Как будто все окружающие звуки резко выключили, нажав на невидимую кнопку. Света продолжила пугающим полушепотом:
– Я не могла пошевелиться и терпела все, чтобы он просто меня не убил. Он явно был под чем-то. Это тоже бред?!
Меня будто ударили по голове. Перед глазами появились белые пятна. Я не могла до конца осознать всю степень ужаса, о котором говорила Света. У меня закружилась голова и сперло дыхание.
– Почему ты не вызвала полицию?! – вскричала я.
– Куда? К Лене в квартиру? Чтобы меня посадили за кучу метадона, который лежит у нее в квартире?! Или ее? Или нас обеих? – снова закричала Света.
Я пожалела, что подняла на нее голос. Ее крик бил по ушам. Но сбавить собственный тембр мне уже не представлялось возможным.
– Тебя изнасиловали и изрезали ножом. Ты должна подать заявление в полицию. Прямо сейчас. Эту мразь нужно поймать. Где он? Где Лена? – допрашивала я Свету, стараясь говорить тише, но у меня явно плохо получалось.
– Лена дома. Он закончил все, что хотел, и вышел на улицу ждать Лену. Забрал деньги и ушел. Я оставила карточку Лене, вызвала такси и поехала в СПИД-центр. Я не уверена, но он выглядел как больной СПИДом человек.
– Что делает эта терапия? Разве терапию принимают не тогда, когда уже известен диагноз ВИЧ?
– Нет. В первые сутки после возможности заразиться можно начать принимать предупреждающую ВИЧ-терапию. Это очень токсичные лекарства, но если пропить их несколько месяцев, то ВИЧ с большой вероятностью не будет. Все равно мы это узнаем не сейчас. Инкубационный период – полгода.
Я никогда в жизни не слышала, что такую болезнь, как ВИЧ, можно предупредить и вылечить, если вирус уже попал в организм. Логично, что такая важная информация должна быть как минимум общеизвестна. Я даже старалась потом загуглить Светины слова, но не нашла ни одной статьи, подтверждающей или опровергающей это утверждение. Но не доверять реаниматологу с красным медицинским дипломом у меня не было оснований.
– В первый раз об этом слышу, – скрестив руки на груди, хмыкнула я. – Но я не врач.
– А я врач. Причем реаниматолог, – с вызовом ответила Света. – Поверь, я бы не стала принимать опасные лекарства, если бы не знала, как они работают.
– Ты оставила Лену одну? А если он вернется? – спокойно спросила я.
Я больше не могла кричать, а тем более слушать ответные крики Светы. Да и судьба Лены мне уже была мало интересна, у меня не осталось сил. Даже судьба Светы как будто стала мне безразлична. Но я понимала, что нужно продолжать этот диалог, потому что происходил кошмар и в нем нужно было разобраться.
– Не вернется. А Лене я уже завтра найду новую квартиру, – уверенно отвечала Света.
– Ты обязана написать заявление. Скажи, что сутки приходила в себя и поэтому пришла на следующий день, – устало сказала я Свете. Я все еще была уверена в необходимости полицейского вмешательства.
– Ты знаешь, как наша полиция расследует изнасилования? Никак. Только унижают жертву. Я не собираюсь проходить через это унижение, – снова подняла на меня голос Света.
Меня будто оглушило. Неизвестно откуда взяв силы, я выкрикнула в ответ:
– Ну, не в каждом же отделении у нас беспредел! Должны же они сделать хоть что-то? Извини, но ты понимаешь, что оставить эту ситуацию без вмешательства – значит обречь на такую же ситуацию других женщин, пока этот ублюдок на свободе?
Я была абсолютно серьезна и настроена продавить эту тему до конца. Даже если мне придется не спать всю ночь.
– Ладно, – неожиданно легко согласилась Света. – Только поэтому я завтра пойду в полицию и напишу заявление. Но сначала перевезу из квартиры Лену и метадон. Больше всего мне жалко Лену, она теперь считает себя виноватой.
– Потому что она виновата, – отрезала я. Во мне не было ни капли жалости к какой-то там Лене.
– Виноват всегда только преступник, – протараторила Света фразу, которую я часто ей говорила, когда мы обсуждали нападения или изнасилования, о которых я читала в «Твиттере».