Мы назначили день, и Света в первый раз пришла в бабушкину квартиру. Приехал и Миша. Бабуля встретила нас блинчиками и вареньем. Заварив всем мой любимый чай с чабрецом, бабуля села за стол:
– Светлана, Тата очень много про вас рассказывала. Как вы себя чувствуете?
У Светы уже начали отрастать волосы, но щеки были впалые, и гнилостный запах от некрозов еще чувствовался. Она была почти вся перебинтована, на шее и плечах виднелись паутины красных нездоровых вен и подтеки от лопнувших сосудов.
– Спасибо, Людмила Александровна, – ответила Света, – уже лучше.
– Ну и слава богу, вы ешьте блинчики, не стесняйтесь.
– Извините, я сейчас почти ничего не ем. Из-за полиневрита изменились вкусы и очень тошнит от любой еды.
– Ну, тогда чай пейте.
Бабушка была очень гостеприимной и открытой. Рассказывала о последних книгах, которые прочитала. А когда все пообедали, отвела нас в гостиную, чтобы сыграть на пианино. Внезапно она достала книгу в кожаном переплете, которую я ненавидела.
– Это Татины стихи, которые она писала в детстве. Сейчас я вам несколько прочитаю.
Я покрылась краской с ног до головы.
– Бабуль, может, не надо?
– Не выдумывай. Вы представляете, она так хорошо писала в детстве! А потом совсем перестала. Большинство этих стихов я вообще достала из мусорки.
– Они были там, потому что я явно не хотела, чтобы они попадали в кожаный переплет.
– Тата, тебя никто не спрашивает. Миша, Света, садитесь, сейчас я вам все прочитаю.
Я хотела провалиться от стыда. Света заметила это и спросила:
– Людмила Александровна, может, правда не надо? Если Таня не хочет.
Я была благодарна Свете за эти слова, но понимала, что бабушка меня не простит, если я не дам прочитать свои стихи.
– Все хорошо, но я в этом не участвую, я в другой комнате пока посижу, – ответила я.
– Иди-иди, – сказала бабушка.
И начала вслух читать мои детские стихи о безысходности бытия, отсутствии справедливости во вселенной и самоубийстве.
Я сидела, закрыв уши, в другой комнате. Но до меня все равно доносились некоторые из особо громко сказанных ею строк и возгласы: «В шесть лет она это написала! Представляете?!» Мне хотелось провалиться сквозь землю.
К счастью, вскоре эта пытка закончилась, и мы все начали прощаться с бабушкой. Та напоследок сказала:
– Спасибо большое, что пришли! Светлана, выздоравливайте скорее.
Когда мы вышли, Света сразу обратилась ко мне:
– Тань, мне очень жаль, что она так поступила.
– Ничего. Я привыкла. Это лучше, чем когда она в моем детстве только доставала их из мусорки и сразу же, при мне, звонила всем своим подругам, чтобы их зачитать. А когда я рвала на более мелкие кусочки, предварительно зачеркнув строки, чтобы не было возможности их разобрать и восстановить, мне за это прилетало.
Миша крепко прижал меня к себе:
– Вообще, там стихи такого взрослого пропитого суицидника.
– Ну, ты прекрасно описал мое состояние в мои шесть лет, – усмехнулась я.
– Ужас.
– Да ладно. Что было, то прошло.
– Нет, не прошло, – отрезала Света.
Мы шли домой, и я была очень благодарна вселенной, что у меня есть такой молодой человек и такая эмпатичная подруга, которая сразу за меня вступилась. Мы вернулись домой, играли в карты и веселились. Было ощущение, что жизнь начинает налаживаться. Света выздоравливает, и совсем скоро все будет хорошо.
Когда утром следующего дня мы с Мишей проснулись и ушли выгуливать собаку, Света уже уехала в больницу. Был замечательный весенний день. На реке Фонтанке почти оттаял лед, и свободные от оков зимы воды неслись течением в сторону Большой Невы, унося за собой грязные куски льда и мусор, накиданный за зиму. Город будто отряхивался от зимней спячки. На кустах и деревьях, высаженных вдоль набережной, уже еле видны первые зеленые почки. Ветер с Фонтанки пронизывал тело до костей, но в небе, за сплошной массой светло-серых облаков, светило солнце, и от его вида становилось радостно на душе.
Пепега еще не понимал, что мы берем его на улицу, чтобы приучить к туалету. Для него туалетом был весь мир, и он не видел разницы, куда именно ему сходить по нужде. Пепега был еще совсем маленький, но уже подружился с другими собаками в парке неподалеку.
Я смотрела, как крохотный Пепега играет с собаками, а рядом сидел Миша и держал меня за руку. Света была в больнице, лечилась, и ей становилось лучше. Ничего не могло испортить этот день. Я взяла телефон, чтобы сфотографировать пса, и увидела сообщение от Лизы.
«Таня. Здравствуйте. Надеюсь, не отвлекаю. У Светы же не осталось родственников? А кто такая Лена и почему, когда Свете сообщили о Лениной смертельной передозировке, Света перестала реагировать на меня и просто лежит и смотрит в потолок?»