Мы просидели весь этот час в обнимку, и тревожность будто растворялась. Я хотела уснуть у него в руках и не просыпаться. А когда Мише все же пришлось уйти, я кинулась к окну провожать его взглядом во дворе. Миша быстро появился под окнами, оглянулся, увидел меня и послал воздушный поцелуй. Я показала руками сердечко. Он улыбнулся и скрылся в арке, ведущей на улицу.
Света вернулась домой поздно. На удивление, она была спокойна. Зашла, улыбнулась, поздоровалась, поставила сумку и сразу прошла на кухню. Я не понимала, хороший это знак или плохой.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила я.
– Плохо.
Света рассмеялась, и мне стало жутко. Немного помолчав, я сказала единственную фразу, которая пришла в голову:
– Ты ни в чем не виновата.
– Да ладно тебе. Я понимала, что этим может закончиться в любой момент.
Я промолчала. Света налила себе чай и продолжила:
– Видимо, мне не суждено, чтобы у меня была семья. Видимо, каждый ребенок, которого я назову своим, даже если я его не рожала, должен умереть.
Мне стало плохо.
– Света, не неси чушь! – почти закричала я. – Авария, которая случилась, может случиться с каждым, и ты никем не проклята. А Лена умерла, потому что была наркоманкой. Мне очень жаль. Но ты сильная, умная и добрая женщина. Ты сможешь усыновить и полюбить столько детей, сколько захочешь, и все они будут живы. Ты будешь замечательной матерью. Ты сама мне рассказывала, как сильно тебя любят дети в больнице и как ты обожаешь младенцев.
Света кинулась меня обнимать. Я стерпела.
– Ты правда так думаешь? – всхлипывала она в мое плечо.
– Конечно. Все будет хорошо. Я знаю, что тебя уже тошнит от этой фразы, но это правда!
Света обнимала меня все сильнее, хватая руками и натягивая вверх мою футболку на спине:
– Таня, какое счастье, что ты у меня есть. Если бы не ты, меня бы давно уже не было. Прости меня. Прости, что тебе приходится все это выслушивать и терпеть. Лена не смогла простить себя из-за того, что случилось со мной. Я не смогла ей объяснить, что она не виновата. Это и моя вина.
– В этом нет твоей вины, слышишь? Никакой. Вообще.
Вокруг нас прыгал Пепега, который не понимал, что происходит, и всеми силами пытался обратить на себя наше внимание.
– Смотри, какая у тебя собака, – сказала я. – Обними его.
Света переключилась с меня на собаку. Я одернула футболку. Света села на диван, и Пепега забрался ей на колени. Света гладила его и говорила:
– Я не верю, что он настоящий. Ты посмотри на него. Он такой хороший. Это же мой песик, да? Хороший, самый сладкий Пепежонок, – умилялась она.
– Конечно, это твой пес, – ответила я. – И Зигги твоя кошка. У тебя уже есть семья. И дети будут обязательно.
Мы просидели так до глубокой ночи. Света то рыдала, то вдруг успокаивалась, гладила собаку, и мы с ней играли в карты. Ближе к утру она уснула прямо на диване в обнимку с собакой.
Я ушла к себе в комнату, легла на кровать и долго прислушивалась. Я боялась, что сейчас у Светы снова начнутся кошмары и мне нужно будет идти ее успокаивать. Но никаких звуков из кухни не доносилось. Я хотела уже засыпать – завтра мне предстояло выступать на очередном микрофоне в баре. Точнее, уже сегодня – было уже почти утро, и на улице светало. Я взяла телефон, чтобы поставить будильник, и увидела сообщение от Лизы:
«Таня, простите, я не могу поверить. Это все какой-то бред. Я сейчас смотрю на снимки. У Светы вторичные очаги в мозге. Я перепроверила. Все именно так».
Сон как рукой сняло.
«Что значит вторичные очаги?»
«Вторичные очаги раковой опухоли. Метастазы».
Еще немного потерпеть
Мы просидели на кухне со Светой весь день. Говорили о метастазах и необходимости нового курса химиотерапии. Света плакала и убеждала меня, что я должна ее бросить. Я говорила, что не могу так поступить. Глеб Коганович и Лиза тоже постоянно писали мне однотипные сообщения. «Таня, уходите. Зачем вам это? Раковых больных бросают все. Не нужно ни о ком заботиться. Живите своей жизнью и забудьте».
Я была в шоке от таких жестоких заявлений. Я позвонила маме, бабушке и Феде с Мишей, чтобы посоветоваться. Все как один сказали, что, конечно же, нельзя бросать друзей в таких ситуациях. И чтоб, если мне нужна будет их помощь, я не стеснялась обращаться.
После разговора со Светой я легла спать и проспала больше суток. Я полюбила спать. Не важно, снились мне сны или нет. Лучше даже, чтобы не снились. Так глубже ощущалось забытье. Сон был единственным временем, когда я не должна была за ней ухаживать. Вечерами, читая Свете на ночь книги, я считала в голове секунды, приближая желанное время сна. Мне нравилось смотреть на часы и считать, сколько времени я смогу поспать. К примеру, я лягу в десять вечера. А значит, если проснусь в восемь или девять утра, это получается целых десять, даже одиннадцать часов сна.