Выбрать главу

«Не знаю, пережила ли. Меня трясет все еще».

У меня и вправду сильно тряслись руки, мне было страшно взглянуть на себя в зеркало. В отражении я видела опухшие глаза с полопавшимися внутри сосудами от напряжения, мертвенно-бледную кожу с зеленым оттенком. И я постоянно чувствовала, как на душе скребут кошки. Я ненавидела свою жизнь и эту квартиру. Все чаще мне было противно смотреть на Свету. И на себя тоже.

Лиза продолжала писать:

«Надо немного потерпеть. Кажется, все будет хорошо. Ей нужен гамма-нож».

«Гамма кто?»

«Гамма-нож. Грубо говоря, ее метастазы в мозге можно удалить излучением. Это дорогая процедура, но необходимая. Я найду для нее место в Германии. У меня есть связи».

«Было бы очень здорово».

«Татьян, правда, все будет хорошо!!!»

Но я чувствовала, что это ложь. У Светы метастазы, терапия от ВИЧ, также пришла весть, что Германия отказалась от Светы из-за слишком высоких рисков и большого количества противопоказаний. Лиза сказала, что проведет вмешательство в Петербурге, но оно будет более плохого качества. Я уже даже не искала в интернете никакую информацию, связанную со Светиной болезнью. Не было сил. Я и так знала, что все будет только хуже. Мне нужен был отдых. Срочно.

Пятого мая я вела открытый микрофон в «1703» и предвкушала, как мы с Мишей уже завтра уедем прочь. Как вдруг пришло сообщение от Лизы:

«В общем, до десятого числа я на химию ее не возьму. Свету до этого момента надо собрать в приличного человека. А именно: капать каждый день, вообще не выпускать из дома и заставлять ее есть. Иначе мы на этом сеансе и закончим».

Это сообщение подразумевало, что я не могу никуда поехать и каждый день должна быть со Светой. Я ответила:

«Черт, Лиз. Я завтра уезжаю в Ленобласть. Это очень давно запланированная поездка».

«Тань, я не навожу панику, ее нельзя оставлять одну на неделю с маленьким щенком. Все очень серьезно. Я не могу вас ни за что отговаривать, но не нельзя одну надолго оставлять. Тогда уговаривайте на это время лечь в больницу».

«На это она не согласится. Могу подселить к ней кого-нибудь из друзей на это время».

«В общем, думайте. Она правда на грани, все очень-очень рискованно. Я бы, если от души и если это возможно, отложила до начала июня… Там химия уже не такая агрессивная будет… Пока я за каждый сеанс борюсь, чтобы ее можно было бы взять…»

«Я понимаю. Мне очень надо, у меня усилилась депрессия, я пью по шесть таблеток антидепрессантов в день и все равно не вывожу. Я вскроюсь через неделю».

Я не шутила и не давила на жалость. Мысли закончить это все вот так казались мне самым идеальным решением проблемы. Я не буду всю жизнь испытывать стыд, что бросила человека умирать, если не буду жить. Гениально. Эти мысли с каждым днем звучали все громче в моей голове, заглушая любовь к Мише, к Феде, к Дане, к своим родным и даже к самой жизни.

«Мне надо в лес, выключить телефон и писать шутки. Я не могу. Почему я не могу оставить ее еще с кем-то?»

«Танечка, я понимаю, я вас об этом изначально предупреждала, что будет ад».

«Я знаю. Объясните, почему я не могу оставить с кем-то? На пять дней».

«Она сейчас на пределе, неврит хуже, чем при предыдущей химии. Она вам доверяет и ради вас как-то собирается. Если с кем-то – это с тем, кому так же доверяет. Пожалуйста, очень прошу, до поездки на процедуру не оставляйте ее надолго. Простите, но, насколько я ее успела узнать, она ничего делать для себя сейчас не будет, я разговаривала по телефону, она слезами захлебывается».

«Черт».

«Простите, это звучит жестоко, очень. И нечестно. Но вы уже ввязались, нельзя сейчас ее бросать, это самый тяжелый период».

«Ладно, я подумаю, что делать. Лиз, я боюсь, что тогда просто будет два трупа».

«Простите, это правда жестокость огромная, но вы уже ввязались, и если мы не сможем продолжать сейчас, смысл было начинать?»

Каждое новое сообщение Лизы отзывалось острой болью в груди. Слезы подступали к глазам. Я старалась заглушить обиду, но не получалось. Такого я не испытывала, наверное, с детства. Я чувствовала себя ребенком, у которого отобрали конфету, а потом отпинали ногами и бросили лежать на улице. Она не понимает. Она не представляет мое состояние, не знает, что я делаю для Светы каждый день. Я не выдержу. Я просто не смогу. Я понятия не имею, откуда черпаю силы, чтобы не только продолжать заботиться о Свете, но хотя бы просто открывать глаза и поднимать свое тело по утрам. Мне нужен отдых.

«Лиз, у меня все оплачено, мне необходимо чуть-чуть отдохнуть. Я ее не бросаю».

«Я понимаю, Тань, правда, если бы все не было так критично, я бы не просила. Сейчас за ней нужно прям вот ухаживать, кормить по часам и поддерживать, я знаю, как это тяжело. Но сейчас правда надо. В июне я с ней поживу две недели, сможете съездить куда угодно. Хотите, я куплю вам тур с июня куда скажете?»