Суммарно Миша ездил домой несколько раз – поправить дела с документами и довезти некоторые наши вещи. В это время я оставалась со Светой один на один. И очень боялась очередного ужаса, с которым придется справляться одной. Но, на удивление, именно когда Миша уезжал, все было хорошо. Света великолепно себя чувствовала, водила меня по кафешкам, играла со мной в нарды. А вот когда я радовалась, что Миша возвращается, и в предвкушении прыгала по квартире, красилась и одевалась, Света обижалась, что ее я так не жду и не встречаю. И что ее никто не любит, она лишняя и лучше бы она умерла.
Я утешала Свету, повторяя, что это неправда, и начинала мысленно ругать себя, что при Свете так радуюсь приезду Миши. После его приезда Свете становилось хуже, снова начинались проблемы и обмороки. Я бы даже подумала, что Мишино присутствие и есть причина ее состояния, если бы не знала и не видела, как Свете бывало плохо и без него. А Миша как раз всегда спешил помочь. И в первую очередь мне. Он стал для меня опорой, без которой я бы просто не справилась.
Уезжая, Миша выпадал из-под влияния Богачёвой, а значит, мог обдумывать ситуацию и находить несостыковки. Когда он возвращался в Армению, мы несколько раз ссорились из-за Светланы, которая почему-то до сих пор живет с нами, хотя у нее больше нет болезни, – из-за документов про Грецию, которых мы не видим. Мне тоже все это не нравилось, но у меня находилась тысяча аргументов, которые казались мне правильными: Света все еще больна и слаба, она моя подруга и я, как честный человек, не могу ее бросить. А документы она не показывает, потому что хочет сделать все сразу и не загружать меня бумагами – ведь мне и так тяжело. И вообще, какого черта мы это обсуждаем? Света – святой человек. Просто попавший в ужасную ситуацию и переживший много горя. Нужно немного потерпеть. И страдания обязательно будут вознаграждены.
Иногда шальная мысль, что Света не показывает бумаги, потому что обманывает нас и просто их не делает, проскальзывала в моей голове. Эта мысль казалась настолько страшной и разрушающей весь наш мир, что я немедленно выкидывала ее из головы. После этого оставалось чувство стыда: может, я просто ищу поводы избавиться от больной подруги, с которой мне тяжело?
Я часто мысленно переносила Светину болезнь на себя. Если у меня найдут рак, кто со мной останется до конца? Только Федя, наверное. И Миша. Имею ли я моральное право на такую же помощь от них, какую оказываю Свете? Если это будет их выбор – наверное, да. И если я сейчас брошу Свету, то и меня смогут бросить точно так же.
Поэтому нужно дотерпеть. Чтобы доказать хотя бы себе, что это возможно.
Радио, переезд и пожар
Жизнь в Ереване шла своим чередом. Приехало очень много русских, которые потихоньку находили себя в самых разных сферах. Кто-то открывал бары и кофейни, в которые мы приходили выступать, изумляясь, что весь персонал – русские ребята. Кто-то устраивался в местные компании IT-специалистами, а кто-то даже вливался в местную медиасферу, как это сделала журналистка Анна Заславская. В Петербурге Аня работала ведущей новостей на небольшом канале, а после февральских событий переехала в Ереван и устроилась соведущей на утреннее шоу радиостанции «Радио Ван». Аня любила ходить на стендап, и именно там мы познакомились. Аня пригласила меня и еще одного комика на свое шоу в качестве гостей. Главным в этом утреннем шоу был известный армянский радиоведущий Гор Григорян, он же Егор Глумов – местная легенда, человек, который первым продвигал рок на радио и создал огромное количество реклам и радиопередач.
Через несколько дней после того, как мы заглянули на это утреннее шоу, нам предложили вести собственную передачу несколько раз в неделю, в девять утра. Я была вне себя от счастья. Я никогда не работала на радио, и это был невероятный опыт. Мы выходили в эфир, рассказывали веселые истории, в том числе и о жизни в Ереване, а еще у нас была рубрика, в которой мой соведущий пытался учить меня армянскому. Мы обсуждали веселые происхождения и переводы расхожих фраз. Например, в армянском языке есть признание в любви – «Ес чигарет утем», которое дословно переводится как «Я съем твою печень». Мы шутили, что это признание похоже на слова русских бабушек, у которых в ходу проявление любви по отношению к внукам, выражающееся во фразе: «Ух, я бы так тебя и съела». И что это настоящее признание в любви только у тех, кто умеет вкусно готовить, то есть у бабушек и у армян.
Наша программа продержалась совсем недолго – все-таки мне не хватало опыта и профессионализма. Но я была очень рада, что попробовала себя в роли радиоведущей. Мне казалось, что жизнь начала налаживаться.