Глава 25
Бегство из СССР
Как я того и ожидал от Ирочки, пятнадцатого февраля, ровно через месяц после того, как мама родила Люсечку, моя королева подарила мне сына. Это был мой седьмой ребёнок в жизни, первый в моей новой жизни и второй Виктор Борисович, которого я не мог назвать иначе. А ещё Витенька был просто точной копией моего первенца, родившегося в восемьдесят первом году, через полгода с гаком после летней Олимпиады в Москве. Если тогда я просто присутствовал при родах, то на этот раз, как и во время рождения пятерых других своих деток, я сам принимал роды у Ирочки и она рожала в небольшом бассейне, наполненном тёплой морской водой. Моя жена верила мне безоглядно и безотчётно, ну, а я, в свою очередь, прекрасно знал, что делаю. Уже только поэтому, когда я почувствовал, что ей пора рожать, поднял её на руки, отнёс в зал, где установил сборный бассейн, и моя королева родила Витюшу с улыбкой на губах.
Перевязав своему сыну пуповину и приложив его к груди счастливой матери, я промыл плаценту бактерицидным раствором и сразу же заложил её в дьюар с жидким азотом. Мы люди грамотные, а потому знаем, насколько ценны стволовые клетки, так что пусть хранится на всякий случай. Запас кармана не дерёт. После этого я позвонил своим друзьям, те явились к нам в дом и первым делом вычерпали воду из бассейна, разобрали и вынесли его прочь. Как только врачу, наблюдающему за Ирочкой последние три месяца, стало известна, что Картузова родила, та немедленно примчалась к нам в дом. К тому времени Витюша уже спал, а я успел проделать все необходимые манипуляции над телом моей королевы и по ней не было заметно, что она три часа назад родила. Ни к Ирочки, ни к малышу я Ларису Петровну не подпустил. Нет, всё правильно, где она и где я в куэрнинге, ведь Дейр к тому времени вывел меня уже на двенадцатый уровень, а я Ирочку на десятый. Да, она у меня смогла бы родить сына на бегу, подхватить его на руки и при этом не моргнуть и глазом, но родам в воду я всё же доверял намного больше, ведь наш Витюша, когда я поднял его над водой, не плакал, как все младенцы, а весело гугукал, сжимал пальчики в кулачок и сучил ножками та живо, словно собирался бежать куда-то.
Моя мама тоже рожала в воду, а отец принимал Люсечку и точно так же собиралась рожать Наташа, а Денис даже специально прилетал ко мне, чтобы пройти инструктаж. Через консоль Геи они наблюдали за тем, как Ирочка родила своего первого ребёнка ровно в половине десятого утра с небольшими секундами. Господи, у него даже была большая розовая родинка на левом плечике, которая потом сошла. Это была точная копия моего первого сына и мне почему-то подумалось, что Старшие Старшими, а Бог всё же не свете есть и он подал мне знак. А может быть это сделали и Старшие. Как знать. Праздник у нас получился двойной, вчера мы закончили весь комплекс работ на первом космоплане «Метеор» и теперь о него только и оставалось, что отсоединить крылья с гиперзвуковым турбинами, кили, погрузить его в громадную фуру и отправить на испытательный аэродром, так как космоплан было всё же решено испытать хотя бы в самом обычном полёте на небольших высотах. Для этого он был покрашен в стандартные авиационные цвета и стал зелёным сверху и голубым снизу. Не думаю, что американцы очень уж испугаются, если увидят, что русские испытывают такой несуразный самолёт.
На самом же деле космоплан получился просто замечательным. Во-первых потому, что он был оснащён системой гравитации и потому не знал, что такое невесомость, если её специально не отключить. Во-вторых, СВЧ-реактор вырабатывал такую прорву энергии, расходуя совершенно мизерные количества водородного топлива, что работал на минимальной мощности и этого всё равно хватало, чтобы он часами висел над полом, включив генераторы антигравитации, практически не только лишавшие его веса, но и создающие небольшую подъёмную силу. Гиперзвуковую турбину мы испробовали на холостом ходу и минимальных оборотах, но и этого было достаточно, чтобы понять, тягу она будет создавать просто сумасшедшую. Всё в нём было сделано на отлично, кроме мониторов специальной компьютерной консоли, но наши конструкторы уже работали над созданием такого оборудования, на котором можно будет изготавливать мониторы с ТФТ-матрицами, причём не нашей конструкции, а нианской, то есть на пару порядков лучше тех, которые имелись на Земле в две тысячи пятнадцатом году. Новые технологии, сверхмощные компьютеры и наноматериалы позволяли нам изготавливать и новые станки, благо, что вся техническая документация у нас для этого имелась и быстро распространялась по стране.
В том, что космоплан «Метеор» поднимется в воздух и, покинув Землю, выйдет в открытый космос, а не станет летать вокруг неё, как ночная бабочка вокруг лампочки, были уверены не только все его создатели, но и наши космонавты. Они, поднявшись на борт, были несказанно поражены, когда увидели пусть и небольшие, но всё же одноместные каюты с квадратными иллюминаторами, а в них санузлы с душевыми кабинками, большую кают-компанию, она же спортзал для куэрнинга с макиваром из красного дерева, а также вместительный склад на полкорабля размером. Это всё располагалось на второй палубе. Внизу же, в первой четверти корабля, находилась научно-исследовательская лаборатория, за ней бомбовый отсек с установкой бомбометания, а во второй половине нижней палубы реакторный отсек и гравитационно-конверторный космический двигатель. Я так и не понял, как эта здоровенная, чёрная ребристая штуковина, смахивающая на положенный на бок трансформатор, конвертирует гравитацию в тягу типа реактивной и при этом ещё и может маневрировать в космическом пространстве, позволяет быстро сбрасывать скорость и плавно входить в атмосферу.
Главное ведь всё равно заключалось в том, что наши учёные-физики в этом прекрасно разобрались и теперь гадали, как это преподнести всему миру, а с меня вполне хватало и того, что Бойл, гоняя меня от станка к станку, моими руками изготовил этот гравитационный чудо-конвертор. Хотя конструкторы космической техники довольно сильно изменили как внешний вид космоплана, так и его размеры в сторону увеличения, из-за чего в нём добавилась научная лаборатория длиной в пять метров, ни один из механизмов планёра не изменился. Самой потрясающей, на мой взгляд, была его система торможения. При приближении к аэродрому, на котором космоплан должен был совершить посадку на антигравах, оба его крыла и панель в задней части раскрывались подобно книжке и, поддерживаемый в полёте генераторами антигравитации, расположенными в днище, он резко сбрасывал скорость. В общем-то они просто убрали весь лишний дизайн, который я сдуру нарисовал, и превратили наше с Бойлом творение в простую и надёжную машину, которая после того, как с неё снимут бомбы, будет пахать и пахать в космосе многие десятилетия. Ну, а я ещё раз убедился в том, что чем выше уровень развития науки, тем более простые и надёжные технические решения находят инженеры-конструкторы.
Как-то раз один мой приятель, авиаконструктор, сказал мне, что технологическая документация и все чертежи самолёта «Боинг-747» занимают ровно столько же места, каков объём его фюзеляжа. Технологическая документация на планёр космоплана «Метеор» поместилась в два больших чемодана. Вся. Полностью. Думаю, что в первую очередь из-за того, что он был на восемьдесят процентов изготовлен из поликарбона сверхгорячей закалки имевшего просто невероятную прочность. Поэтому до покраски он имел фиолетово-чёрный цвет и разбить его было чрезвычайно сложно. На этом моя космическая эпопея и вообще труды, связанные с бурным развитием технологий в Советском Союзе закончились. Теперь, когда у меня родился сын, мне предстояло заняться совсем другими делами. Всё, что я сделал для своей страны, пока что являлось строжайшей военной и государственной тайной и потому можно сказать, что КГБ «свирепствовало» в полный рост. Именно поэтому я когда-то и настаивал на том, что из страны нужно вышвырнуть всех ненадёжных и недовольных советским строем людей и их оказалось не так уж и много. Всего вплоть до сегодняшнего дня – пятнадцатое февраля семьдесят второго года, из страны уехало всего четыре миллиона семьсот тысяч человек и я считаю, что это ничтожно малая цифра.