С такими мыслями подошёл я к дому Калининой. На мой стук она сразу же открыла окно.
— О, Веселов. Ты еще жив?
— Мне еще рано умирать.
— Правильно. Завтра всем расскажу, что у меня партизаны были.
— Только Чебыкину не говори.
— Это я знаю.
— Что знаешь?
— Ведет себя подозрительно. Заперся в хате, как сурок, и не вылезает. Немцы его дважды вызывали. О чем там с ним говорили — молчит.
— Ты постарайся узнать — переметнулся он к немцам или нет.
— Это можно. Но как вам сообщить?
— Придет наш человек и спросит: «Хозяйка, спички есть?» Ответишь ему: «Есть, но только для добрых людей». После этого он должен сказать: «Я добрый, но не для всех». Запомнила?
— Запомнила.
— Ну, а если немцы схватят и узнают, что связана с партизанами, пытать будут?
— Ни слова не скажу. В аду буду гореть, но Советской власти не изменю,
На прощание Калинина сунула нам каравай хлеба, соленых огурцов, кусок сала. В открытом окне еще долго виднелась фигура нашей новой связной.
Теперь мы снова встретились. Увидя нас, Татьяна Игнатьевна заплакала навзрыд. Слезы мешали ей говорить.
— Что случилось?
Калинина молча вытащила из кухонного шкафа две бумажки и молча подала мне. Это оказались повестки. Они извещали о том, что две ее дочери — Паня и младшая, Таня, — должны явиться в Оредеж для отправки их на работу в Германию.
— Кто ещё получил повестки?
— Все девчата и ребята.
— Когда назначена отправка? — Послезавтра.
— Где Зоя?
— Ушла по деревням, вернется скоро.
Нам больше ничего и не требовалось, Зоя Калинина в точности выполнила наши указания: она должна была оповестить о времении месте сбора тех, кого оккупанты намеревались угнать в Германию.
Наступил вечер. Деревню окутала темнота. К маленькому деревянному домику то и дело подходила молодежь с объемистыми котомками за плечами. Некоторые пришли с винтовками. Небольшой дворик едва вмещал пришедших. К нам подбежала Зоя Калинина.
— Собрались все, сорок пять человек, но ещё должны подойти из Волосково пятнадцать, — сказала она, здороваясь с нами.
Тут же сквозь окружившую нас толпу протиснулся мальчик лет одиннадцати, в фуфайке и с немецким карабином.
— Дяденька-командир, меня тоже возьмите в партизаны, — проговорил он.
— Ты чей?
— Это мой брат Олег, — ответила за мальчика Зоя Калинина.
— Раз имеешь винтовку — обязательно примем, — утешая мальчика, ответил я.
Отец Олега погиб в Ленинграде, рано лишился он и матери. Сейчас у мальчика оставалась единственная опора — сестра. И сестра уходила в партизаны.
Деревню покидали глубокой ночью. Провожали нас все жители. На прощание я выступил перед провожающими, коротко рассказал им об обстановке, о планах гитлеровцев и о том, что, должно делать население, чтобы спастись от угона в немецкое рабство.
На опушке леса нас догнал сщроста деревни Замежье Воронин. Отыскав свою дочь, уходящую вместе с нами, он сунул ей какой-то объемистый сверток, потом отозвал меня в сторону и прошептал:
— Я только что из комендатуры. Немцы решили ускорить угон населения. Видно по их настроению: наша Красная Армия здорово нажимает, вот они и беснуются.
В Оредеже, Торковичах и Новинке подано много порожняка — крытые вагоны и платформы. Надо что-то делать, помогите нам.
Его сообщение заставило меня изменить планы. Пришлось сразу же принимать новое решение.
Мы с Ворониным послали шестерых партизан, чтобы они обошли деревни и (рассказали там о намерениях оккупантов.
Неповоротливый с виду, Воронин развил кипучую деятельность. Где через связных, а больше всего сам, обходя деревни, он рассказывал колхозникам, что они должны теперь делать.
После его ухода по ночам кто на огородах, кто в садиках отрывали ямы и прятали свое имущество. По совету Воронина колхозники перегнали сохранившийся скот ближе к тем местам, где им предстояло жить.
Приближалось двадцатое октября — день, когда немцы должны были выгнать население с обжитых мест и отправить в Германию.
За два дня в деревнях не осталось ни души. Первыми ушли в Толстовские леса жители Жилого и Пустого Рыдна. Вслед за ними подались из деревень Туховежи, Ушницы, Кусони, Ясно, Каменные Поляны, Волосково, Волкино и многих других. Многие обосновались в урочище Точище, в лесах у хутора Дедова Борода. Но большинство облюбовали берега незамерзающей Черной речки.
Из Оредежа эвакуацию в леса завершили Павел Мартьянович Архипов и его помощницы Татьяна Иванова и Парасковья Волкова. До этого Архипов часто вызывался помогать немцам в уходе за лошадьми. Дед каждое утро спозаранку приходил на конный двор и чистил конюшни, поил и кормил немецких лошадей. Солдатам понравилось такое усердие. Павел Мартьянович воспользовался похвалой и попросил у них на один день лошадь, якобы съездить за дровами. Те дали. Дед увёз к Чёрной речке более десяти пар ручных жерновов и несколько возов сена. Под сеном лежала немецкая мука.