Доктор Кутейт
Когда бы ни заходили к Кутейту, он сидел в кресле, поглаживая правой рукой широкую аккуратную бороду и вдохновенно глядя в арабскую рукопись, испещренную пометками. Внешность Кутейта не вязалась с гладкими столами библиотеки, японскими наушниками, копировальными машинами и микроклиматом. Казалось, он забрел сюда из XVII века, когда Бенгази был центром караванной торговли и на его улицах вспыхивали мятежи против наместников турецкого султана. Белоснежная сорочка и галстук явно не шли к его бороде. Он походил на средневекового мудреца. Вот сейчас он оторвется от чтения, приласкает растрепавшуюся бороду и изречет…
Кутейт неторопливо поднимал глаза от книги:
— Салям алейкум!
— Алейкум ас-салям, — отвечали мы и проходили на свои рабочие места.
Почти всегда коротая время в одиночестве, Кутейт радовался возможности поговорить с кем-нибудь, и мы стали внимательными слушателями и собеседниками. Охотнее всего он беседовал с Мишей Рощиным, обладателем почти такой же, как у Кутейта, бороды и степенного неторопливого характера. В перерывах Миша подсаживался к Кутейту, и начинался разговор. Говорил в основном Кутейт. Миша молчал, уставившись на кончик своей бороды. Казалось, встретились два восточных философа, которым есть что сказать не только друг другу, но и всему человечеству.
Кутейт утверждал, что ведет свое происхождение от одного из бедуинских племен Сахары, поселившихся на побережье в прошлом веке. Он возводил свою родословную чуть ли не к гарамантам, загадочному народу, неизвестно откуда пришедшему в Сахару в начале I тысячелетия и непонятно куда исчезнувшему в VII веке н. э. Миша, успевший вдоволь начитаться книг и статей о гарамантах, быстро уверовал, что перед ним живой потомок некогда могучего народа, и с каждым разом внимал Кутейту все с большим почтением.
Между тем выяснилось, что отдаленный потомок гарамантов — ревностный мусульманин, следовал всем обычаям и традициям ислама. Кутейт никогда не пропускал время молитвы, исправно посещал мечеть. Почтенный доктор имел трех жен, живших между собой, по его словам, в мире и согласии.
Как-то Кутейт обмолвился, что пишет книгу. Мне показалось неудобным расспрашивать о ее содержании, хотя и было очень интересно узнать, над чем он работает. Кутейт молчал, раздумывая, стоит ли рассказывать о своих замыслах. Потом вздохнул и, видимо, решившись, произнес:
— Я хочу написать о наших традициях, о том, какое значение имеет их сбережение для общественного развития. Будущее нашего общества во многом зависит от того, сколь правильно и разумно сумеем мы использовать наше прошлое. А наше прошлое складывается из двух элементов: того, что было накоплено арабами в доисламскую эпоху, и арабо-мусульманской цивилизации. Сейчас многие хотят идти вперед, даже не идти, а бежать без оглядки. Все гонятся за экономическим прогрессом. А не лучше ли оглянуться и посмотреть, не существовало ли то, что мы называем справедливостью и равенством, еще во времена пророка Мухаммеда? Прогресс может заключаться и в восстановлении всего хорошего, что было в нашей истории и погибло с приходом колонизаторов.
Кутейт сделал паузу.
— Главное, ничего не забыть — ни гарамантов, ни ислам…
Кутейт говорил, и чувствовалось, как он хочет, чтобы мы, его собеседники, поверили: для него это отнюдь не академическая, а живая проблема судьбы молодого поколения ливийцев, быть может, его собственных детей. Вопросу, который затронул Кутейт, посвящено множество работ исследователей, мусульманских богословов-улемов, но только теперь, беседуя с Кутейтом, мы особенно остро почувствовали, как много он значит для мусульман, мучительно размышляющих о путях развития общества.
Мы редко покидали библиотеку, но иногда ради любопытства заглядывали и в другие помещения университета. Гар-Юнис удобен и для работы, и для жилья. Здесь, как в любом крупном учебном заведении, есть кафе, почта, даже свой банк. В прекрасном актовом зале часто проходят встречи, научные конференции. На одну из таких конференций попали и мы. Точнее сказать, не попали, а зашли посмотреть. Конференция эта была посвящена «Зеленой книге»[15] — главному идеологическому и теоретическому документу Ливийской Джамахирии[16], в которой изложены основные принципы «Третьей мировой теории» лидера ливийской революции Муаммара Каддафи.
Конференция собрала много представителей из Европы, Австралии, Азии и Африки. Пустили туда и студентов Гар-Юниса. Обстановка в зале была достаточно свободной. Люди вставали, переходили с места на место. Многие разговаривали в полный голос. Воспользовавшись таким демократизмом, мы немного постояли возле трибуны, послушали несколько выступлений, а потом, не желая выглядеть непрошеными гостями, удалились. Газеты писали, что конференция прошла с большим успехом.
Отдельные изречения из «Зеленой книги», ставшие настоящими лозунгами, нередко встречались на площадях и улицах ливийских городов, на стенах кофеен и магазинов. Ими начинались статьи в газетах. Особенно часто попадались три изречения: «Нет демократии без народных собраний!», «Свобода выражается в удовлетворении потребностей!» и «Партнеры, а не наемные рабочие!». И еще один лозунг — уже не из «Зеленой книги», но тем не менее также широко распространенный: «Коран — наш закон».
Ислам оказывает огромное воздействие на ливийское общество, на мировоззрение и психологию ливийцев, он — важная составная часть официальной идеологии Джамахирии. По всей стране строятся новые белые мечети. Возводилась мечеть и в Гар-Юнисе. Над ее сооружением трудились специалисты из Югославии и ФРГ. Незаконченный купол мечети чем-то напоминал остов воздушного шара; по каркасу осторожно передвигались рабочие, у стен внизу ходили туда-сюда грузовики, вращались бетономешалки.
Рассказывая о строительстве мечети, Кутейт сделал любопытный вывод:
— В том, что мечеть нам помогают строить христиане, я вижу символ величия ислама, сумевшего сплотить ради свершения благого дела и правоверных и христиан. Я вижу в этом доказательство истинности мусульманской веры. Какая еще религия способна так объединять людей?!
Мы не спорили. Тем более что разговор, так или иначе затрагивавший религиозные проблемы, мог стать поводом для длительного сольного выступления почтенного хозяина справочного отдела, а временем мы не располагали: рабочий день в Гар-Юнисе заканчивался часа в два-три.
Хадж Мухаммед
Спустя некоторое время мы оставили дом, где обитало большинство советских специалистов, и перебрались в другое жилище — трехэтажный коттедж в западной части Бенгази. Местность вокруг него называлась пляжем Джулианы, по имени бывшей владелицы этих земель. Синьоре Джулиане принадлежали лучшие пляжи города, куда ливийцев в прежние времена не пускали. Пляжи делились на две части. Одна половина была отведена под «семейный пляж». Сюда же пускали и одиноких женщин. Мужчинам без жен и детей вход на «семейный пляж» строго воспрещался. Не разрешалось даже заплывать в его акваторию. Бдительные сторожа со свистками немедленно изгоняли нарушителя.
Ливийские женщины плескались в облегающих длинных до пят рубашках, заменявших им обычные купальники. Что поделаешь! Таковы требования ислама.
Соседний пляж был отдан молодежному спортивному клубу. Туда дозволялось ходить всем. Мелкий песок с разноцветными камешками и раковинками; вдоль берега душевые колонки с теплой водой, чтобы смывать морскую соль. Средиземное море очень соленое — кожу после купания прямо-таки стягивает. У берега оно мелкое: можно проплыть 100–150 метров, а потом встать и пройтись по неровному, с множеством ям, покрытому скользкими камнями дну.
Море приносило в нашу квартиру чудный йодистый аромат. Приятно было встать ранним утром и хоть несколько минут посмотреть на безмятежную голубую воду. Из нашей квартиры виднелись десятки судов — квадратные контейнеровозы, сухогрузы, лесовозы, — по целым неделям качавшиеся на рейде бенгазийского порта. Вход в город иностранным морякам был категорически воспрещен. Их появление могло отрицательно сказаться на нравах жителей города. Представляю, что испытывали матросы, издали разглядывавшие эту «неприступную крепость». Сравнение с крепостью не случайно. Издалека стоявший на набережной с противоположной стороны бухты отель «Омар Хайям» и впрямь походил на таинственный замок. Особенно на закате, когда солнце освещало его верхние этажи, а нижние казались черной мрачной скалой. По ночам на берегу зажигался яркий огонь сооруженного еще в XIV веке маяка, по форме напоминавшего массивную, составленную из трех кубов пирамиду. Свет маяка был хорошо виден и в самом городе.
15
Зеленый цвет — цвет ислама. Мусульманский пророк Мухаммед выступал под зеленым знаменем.
16
Официальное название Ливии — Социалистическая Народная Ливийская Арабская Джамахирия. «Джамахирия» — арабское слово, происходит от слова «джамахир» — «массы».