Выбрать главу

Приемник в комнате передавал военные марши, прерывавшиеся последними известиями. В холодильнике лежала половина недоеденного со вчерашнего вечера мясистого красного арбуза. А рядом в каких-то километрах располагался оригинал картинки «Вид г. Каира».

Я поднялся с дивана, решительно прошелся по комнате, вспоминая арабские слова и выражения, могущие понадобиться при случайном разговоре на улице, и открыл дверь.

Словно вызванное по заказу, стояло черно-белое такси.

— В центр, — попросил я, толком не зная, где этот центр находится и что он собой представляет.

Пожилой таксист не переспросил, а только согласно кивнул головой: «Мумкин» («можно»).

Сначала мы поехали вдоль рельсов метро. Впереди слева поднимались холмы Аль-Мукаттама. Замаячила цитадель с двумя тонкими женственными минаретами. Автомобиль свернул направо, проскочил две узкие извилистые улицы.

Из-за поворота вынырнул и, дребезжа, помчался прямо на нас «сумасшедший» деревянный трамвай. Шофер резко затормозил, и грохочущее многоголосое диво исчезло в конце улицы. Пожалуй, самым сильным впечатлением от моего первого каирского дня был именно трамвай.

— Где остановиться? — спросил таксист.

— Здесь.

Я вышел и чуть не подавился запахом, таким сильным и терпким, что было не продохнуть. Пахло чесноком, керосином, дымком жарившегося мяса. Сквозь эту пелену прорывались ароматы парфюмерных и москательных лавок.

Не помню, как называлась та извилистая улица с нависшими над ней, готовыми вот-вот рассыпаться балконами. По обеим сторонам ее тянулись галереи, в которых, прячась от солнца, теснились прилавки, киоски с запыленными часами и зажигалками, а то прямо на расстеленной на земле серой или полосатой тряпке, сваленные в кучу, лежали чашки, ложки, бритвы, гребенки, карандаши… Здесь все продавалось, но, наверное, ничего не покупалось. Торговцы уныло глядели на противоположную сторону улицы, точно все покупатели разгуливали именно там, и не обращали никакого внимания на проходивших рядом.

Обычная каирская улица. Возникла в XV веке. Сначала была просто земля, потом ее замостили, позже разделили трамвайной колеей и, наконец, заасфальтировали. Вроде бы осовременилась. Но пи асфальт, ни автомобили, ни голоса приемников не были в силах изгнать из нее дух Востока. Наоборот, она «переварила» все эти атрибуты нашего времени, они стали ее частью, точно японская электроника и бритвы «Жиллет» продаются здесь еще с XV века.

Долго плутал я в тот первый вечер по городу, пока не оказался на площади перед Аль-Азхаром, крупнейшим университетом и религиозным центром мусульманского мира. Я не осмелился войти в него, а пошел наугад, выбрав одну из вытекавших с площади улиц, и попал на легендарный Хан-аль-Халили. Об этом рынке золота, камней, серебра, чудовищно дорогих и захватывающе дешевых сувениров известно любому читателю, интересующемуся Востоком. В каждом восточном городе есть нечто подобное. Но Хан-аль-Халили есть только в Каире. Вообразите: узкая улица, петляющая между высокими домами, соединенными арками. Ярко. Очень ярко. Лавки освещены, блестят кольца в витринах (во многие из витрин вставлены пуленепробиваемые стекла). Если глаза устанут от света и цвета, их надо поднять наверх. И сразу темень. Черная ночь. И в вышине среди крыш домов горит круглая желтая луна.

Равнодушно ходили мимо рассыпанного в лавках золота люди — привыкшие к Хан-аль-Халили египтяне, пресыщенные экзотикой чужестранцы.

Печально и особенно неприглядно выглядят здесь нищие, словно тени стоящие почти на каждом углу улицы. На что надеются они? На мелочь от сдачи с богатой покупки или подачку при выгодной продаже. Не видно их глаз. Видны только руки, вытянутые, застывшие в немом вопросе: почему я, а не ты? Подавать бессмысленно ни на Хан-аль-Халили, нигде. Никогда еще подачка не спасла ни одного человека.

Многие бедняки зарабатывают тем, что помогают парковать машины. Едва автомобиль останавливается, к нему устремляются двое-трое, предлагая свои услуги. Избранный водителем счастливчик, отчаянно размахивая руками, показывает ему, куда лучше втиснуться.

— Эй, рагуль (Человек!) Поди! Подержи! Донеси.

«Рагуль» появлялся мгновенно. Он выполняет все, что от него требуют. Ставка от нусскырша[1] до пяти кыршей. (Кырш — за парковку автомобиля). Рагулислоняются по городу, заглядывая в глаза потенциальным работодателям. В обтрепанных брюках, в разорванной рубашке без пуговиц, в солдатском кителе. Возраст рагуля определяется тем часом, когда жизнь вытолкнула его на улицу искать работу. Восемнадцатилетнего парня можно принять за старика, а взрослый мужчина своим поведением напоминает мальчишку. Десятки, сотни тысяч рагулей слоняются по Каиру, они — питательная среда бандитизма, воровства… Рагуль обидчив и вспыльчив, особенно если знает, что ему не ответят, что ему ничего не грозит. Рагули нередко бывают участниками демонстраций, организованных как левыми, так и реакционными силами.

Сейчас, в 80-е годы, нищих стало намного больше. Оно и понятно. В Египте произошли большие перемены, не только не ликвидировавшие нищету, но и подтолкнувшие к ней миллионы некогда вполне благополучных граждан. Увы, вот уже который век нищие — привычный атрибут любой каирской улицы.

Однажды на набережной Нила ко мне подошел высокий босоногий подросток. Он долго и бесцеремонно глядел мне в глаза, а потом, решив, видно, что я именно тот человек, который ему нужен, потребовал денег. Оглянувшись, я заметил группу его приятелей, с интересом ожидавших конца нашей тягостно-монотонной беседы:

— Дай.

— Нет, не дам.

— Дай.

— Не дам.

— Дай.

Видимо, на моей физиономии была написана такая решимость отстоять свои полпиастра, что проситель заколебался.

— Дай закурить, — сказал он неожиданно миролюбиво. — Дай. — Он помолчал. — Ты богатый, а я бедный. Я сын великого народа. Быть может, я потомок фараона. Просто мне не повезло. Дай сигарету.

Я протянул пачку «Нефертити». Он вытащил две сигареты, церемонно поблагодарил и направился к своим.

— Итнин (Две), — закричал он им еще издали.

Где сейчас этот парень? Вряд ли ему живется лучше. У кого просит он сигареты, кому повествует о своем происхождении?

Запомнил я и еще одного нищего.

Он сидел, привалившись к стене, на тротуаре центральной улицы чистенького Гелиополиса между двумя кинотеатрами — «Паласом» и «Нормандией». Ему было лет пятьдесят. Одна нога ампутирована до бедра, другая — выше колена. Он все время бормотал что-то себе под нос. Когда кто-нибудь проходил мимо, то повышал голос и просил кырши для ветерана Суэцкой войны[2]. Перед ним валялась грязная военная фуражка, в которой всегда в одном и. том же положении, будто пришитые, лежали четыре монетки. Много ли успел насобирать он с того времени этих кыршей и нусскыршей? Суэцкая война 1956 года — далекое прошлое. Кому нужны ее ветераны!

Каирские улицы:

на мостовой и на тротуаре

Каир жесток? И да, и нет. Он очень разный, этот город — свет, мрак, радость, горе. Здесь найдется место всем и всему. Живут тут люди десятков национальностей, говорящие на самых разных языках, молящиеся разным богам.

Каир — большой город, и увидеть его целиком можно только со смотровой площадки Каирской башни. В каждом знаменитом городе есть такая «великая» башня. В Париже — Эйфелева, в Москве — Останкинская… Каирская напоминает вытянутый цветок лотоса. Башня построена в 1961 году. Высота ее 185 метров — приблизительно 60 этажей. Покрытие составлено из 8 миллионов керамических плиток.

Перед входом растет гигантское дерево, обхватить которое могут, взявшись за руки, несколько человек. Со смотровой площадки Каир кажется не таким уж и огромным. На все четыре стороны видны его границы. Когда смотришь на юг, кажется, что под тобой уже не город, а пустыня. Каир сверху почти весь желтый от солнца с небольшими зелеными массивами — в основном в Замалике (центральный район на острове Гезира). Здесь расположены богатые виллы, спортивные площадки, теннисные корты, рестораны и иностранные представительства. Это небольшой рай для тех, кто имеет в банке приличную сумму. Он немного похож на крепость — опоясанный Нилом город в городе.

вернуться

1

Нусскырш — полпиастра; кырш — пиастр. — Здесь и далее примеч. авт.

вернуться

2

Война египтян против тройственной англо-франко-израильской агрессии 1956 г.