Пол был покрыт желтым ковром, из-под которого у самого входа вылезали наружу шершавые стертые камни. Поверх большого ковра — маленькие коврики или циновки.
Это саджады, расположившись на которых мусульманин может молиться. Саджада — обязательный атрибут того, кто принял решение помолиться Аллаху. Слово это происходит от арабского глагола «саджада» — кланяться, падать ниц. Отсюда и «масджид» — мечеть, то есть место совершения поклонений.
В конце мечети — минбар, кафедра, с которой имам руководит главной для мусульман пятничной молитвой.
Мужчины молятся сосредоточенно. О чем думают они, обращаясь к Аллаху? Я не рискнул пройти вглубь, да это было просто невозможно, ибо люди в мечети не бродят, а сразу пристраиваются на саджаде. Появление фигуры в полный рост невольно привлекает всеобщее внимание, а этого мне хотелось меньше всего.
Каирские мечети… Они строились на протяжении веков. У каждой своя история, своя легенда. Чем старше мечеть, тем больше связано с ней событий, человеческих жизней. Мечеть аль-Азхар — высокая, стройная, солнечного цвета. Она удивительно легка. На фоне яркого неба виден каждый ее узор. Пропорционален минарет, увенчанный вытянутой луковкой. Сколько учеников аль-Азхара любовались ее красотой! А может быть, у них не хватало времени поднять голову? Сидели они во дворе аль-Азхара, наизусть учили Коран, пытаясь понять с его помощью смысл жизни. Менялись переплеты, учителя, толкования, но по-прежнему приходят сюда те, кто мечтает с помощью ислама постигнуть мир.
И сейчас можно увидеть их, покорно склоняющихся над священной книгой, в которой, кажется, сказано все: и про то, что открытый наукой микроб — просто джинн и что первым побывал в космосе пророк Мухаммед; можно найти в Коране и истоки социализма, и правду о ядерном оружии. Все, все можно найти в Коране — стоит только поглубже вчитаться в его вязь.
Много ли молящихся в мечетях? Много. Особенно в пятницу. Мусульманин приходит сюда не только молиться. Для него совместная молитва — это своеобразная форма общения со знакомыми, с друзьями. Здесь он узнает местные новости, слушает проповедников, дающих религиозное толкование событиям в Египте, во всем мире.
Не будет преувеличением сказать, что в Каире, впрочем как и на всем мусульманском Востоке, мечеть представляет собой своего рода политический клуб.
Мечеть в районе ад-Дукки. Жаркая сентябрьская пятница. Мечеть не может вместить всех молящихся. Опоздавшие пристраиваются прямо на улице; подходит босой, в рваных солдатских штанах человек, расстилает циновку — она у него вместо саджады, — садится.
Рядом останавливается «шевроле», из которого выходит шофер в картузе, открывает багажник, выносит несомненно ручной работы ковер, расстилает его, открывает дверцу машины, оттуда вываливается толстяк в черном костюме; он стаскивает мокасины, разваливается на ковре, касаясь босоногого соседа. Они молятся. Потом расходятся. Никто не стал богаче, никто не стал беднее. Но один словно подал милостыню, а другой словно получил ее.
Обойти все знаменитые мечети невозможно. Расскажу лишь еще об одной, самой одинокой. Между Каиром и Гелиополисом, прямо посреди шоссе стоит красивое здание, сбоку — минарет, расширяющийся в верхней своей части четырехугольной воронкой. Добраться до этой мечети непросто. Метро проходит сравнительно далеко, автобусы здесь не останавливаются. Да и незачем: домов поблизости нет, вокруг раскинулся сплошной неуютный пустырь.
С северной стороны мечети, той, что обращена к виднеющемуся вдали Каиру, — аркада. В центре аркады саркофаг, уложенный белыми и красными розами. Здесь покоится Гамаль Абдель Насер.
Каирцы о политике
— Его «доконал» «черный сентябрь»[4], — сказал однажды Шенди.
Смерть Насера в сентябре 1970 года потрясла тогда многих.
— Плакал весь Каир, — это тоже слова египтянина, кстати говоря, не особенно довольного прежней властью.
Кто сейчас может сказать, что творилось в душе Насера, страстно мечтавшего об арабском единстве, всеми силами боровшегося за его осуществление? Его сердце получило смертельный ожог от багрового пламени иордано-палестинского конфликта. А он был очень впечатлительным человеком.
В пустынной прохладной аркаде, в центре которой помещается саркофаг, двое часовых почетного караула — почти дети — резвились, покалывая друг друга острыми пиками, с которыми они должны были стоять на посту. Завидя меня, они с трудом успокоились и заняли свои места, поминутно переглядываясь и фыркая. Им не терпелось спровадить иностранца, невесть для чего сюда забредшего. Испытывая их терпение, я немного постоял около саркофага, а потом не спеша пошел дальше по аркаде.
Каир плакал. А потом похоронили Насера вдали от шумных улиц, на которых прошла жизнь великого египтянина. Новые правители все быстрее и быстрее забирали вправо. Казалось, Садат торопился, боясь, что люди успеют разобраться в сути его политических манипуляций. Вряд ли кто-нибудь мог предсказать в 1972 году, что Садат пойдет на унизительный мир с Израилем, совершив кощунственную для мусульман поездку в оккупированный Иерусалим. Садат маневрировал. Он пытался использовать в своих интересах идею арабского единства. В октябре страну посетили лидер Ливии Муаммар Каддафи и сирийский президент Хафез аль-Асад. В мечети Насера состоялась совместная молитва трех глав государств.
Садат исподволь пытался посеять недоверие к Советскому Союзу, к оказываемой нашей страной помощи Египту. Ему вторили газеты, радио, телевидение. Все чаще проскальзывали выпады против СССР в передовицах «Аль-Ахрам», выходивших под рубрикой «Биссарраха» (откровенно), в материалах второй крупнейшей газеты — «Аль-Ахбар» (особенно ее главного редактора Ихсана Абд аль-Куддуса).
По-разному реагировали на эти процессы египтяне. Одни не скрывали своего страха перед будущим, опасаясь за боеспособность армии.
Были и другие. Однажды за нами увязалась толпа подростков лет четырнадцати-пятнадцати. Они кривлялись и громко выкрикивали антисоветские лозунги. Когда же мы остановились и направились в их сторону, хулиганов как ветром сдуло. А буквально на следующий день произошел такой случай. Я ника. к не мог перебраться через шоссе в эль-Матарию — главный аэропорт Каира. Видя безуспешность моих попыток, стоявший неподалеку полицейский остановил поток машин и любезно пригласил меня перейти дорогу. «Русский, очень хорошо», — произнес он на русском языке и приложил руку к фуражке.
Сложным был этот 1972 год.
Каир все время ждал каких-то событий. Перед дверьми домов на главных улицах Гелиополиса стояли в человеческий рост бетонные стенки. «На случай артобстрела», — пояснил толстый бавваб (привратник), стоявший возле высоких с узорами дверей.
В один из августовских дней я сидел в кофейне на улице аль-Ахрам и прислушивался к приемнику. Каждые десять минут оттуда доносился строгий голос: «Через несколько минут слушайте важное правительственное сообщение». Так продолжалось часа два. Я успел выпить четыре чашечки кофе, а приемник все томил ожиданием.
Обратившись ко мне, единственному в дневное время посетителю, хозяин кофейни сквозь зевоту изрек:
— Мумкин харб (Может быть, война).
— Мумкин, — кивнул я.
Радио сообщило не о начале войны. Передали заявление об объединении Египта и Ливии в одно государство. Хозяин не удивился.
— Мумкин вахда (Может, и единство), — отреагировал он. — Куллю мумкин (Все возможно).
Интересно, что сказал этот флегматик спустя пять лет о поездке Садата в Иерусалим?
Иначе прокомментировал событие дядя Салех, с которым меня познакомил его племянник Мухаммед, изучавший в каирском университете русский язык. Сидя на низеньком в цветочках диванчике с кривыми ножками в своей крошечной гостиной, Салех, улыбаясь, излагал свою точку зрения на последние новости:
4
В сентябре 1970 г. в Иордании произошли кровавые братоубийственные столкновения между палестинцами и частями иорданской армии.