Совершив все эти злодейства, хмельные поляне объявили своим князем Желана, который в благодарность за такую честь заколол перед богами немало быков, овец и птицы, после чего выкатил на Майдан великое множество бочек с брагой. Тут уж пошел — день за днем, ночь за ночью — такой пир, что не заметили, как явились здесь и там на Горах древляне, не побрезговавшие ни брагой новоиспеченного князя, ни добром его неразумных подданных. Всякий же, кто, опамятовавшись, пытался выдворить незваных пришельцев, тот был порублен — и древлянами и хмельными до беспамятства своими.
Тут-то и подоспел Кий со своей дружиной…
Удивляло, что от браги — не от меда! — столь захмелели поляне. Знать, готовил Желан свою брагу каким-то одному ему ведомым способом. Тем и угодил, что крепче обычной оказалась его брага. На том и нажился.
— Как будем, други? — обратился князь к дружинникам и прочим своим кметам тем зычным голосом, который не раз уже перекрывал, бывало, шум сечи. — В тот час, когда все вы, не щадя крови своей и живота своего, добывали нолянской земле добро и славу, в тот самый час вот эти… они только и знали, что бражничали да разоряли и жгли ваши дворы. Хуже гуннов и гультяев! Да к тому же впустили древлян на Горы. Как будем?
Дружина угрюмо молчала, неласково поглядывая из-под шеломов. Молчали ратники и вои — среди виновных было немало их родичей. Молчали братья князя и бояре.
Валялся в ногах у княжьего коня Желан — борода нечесана, щеки обвисли, под глазами набрякло. Вопил:
— Выслушай, княже! Не вели казнить! Не по своей воле я… они сами меня князем объявили, сами! Не я, не я!..
— Они сами, говоришь? — Усы князя шевельнулись недоброй усмешкой. — А ты и рад стараться, согласился?
— Так ведь не согласись я, — хныкал Желан, — они бы меня секирами зарубили! Убили бы меня!
— Когда воем был, секиры не страшился, — заметил Воислав.
— А много ли золота да серебра нагреб ты, бедолага, с хмельного люда? — поинтересовался Щек.
— Вот именно! — поддержал Хорив.
— Не для себя старался, не для себя! — снова завопил Желан, пытаясь поцеловать копыто княжьего коня. — Поверь, княже! Хотел тебе половину отдать. Как только воротишься. Тебе одному… Да что половину! Все отдать готов, хоть сейчас!..
— Благодарствую, что не забыл меня, сирого да убогого. — Кий чуть тронул коня, тот едва не наступил на Желана. — Одного не уразумею умишком своим скудным. Разъясни уж, окажи такую милость. Отчего дяде моему Идару той половины не отдал? И для чего убили его? А?
— Я не убивал его, не убивал! Не я убивал!! Не я-а-а!!!
И был княжий суд суровым.
Взятым древлянам и всем тем остававшимся дружинникам, которые позарились на брагу и не уберегли Горы от разорения, всем рубить лес — под сторожей и присмотром — да ставить новый княжий двор взамен спаленного. Им же ставить еще два двора: для Щека — рядом с княжьей горой, через яр, и для Хорива — через другой яр, что за Щековой горой, как раз здесь, на Лысой горе, около Майдана.
Всех прочих полян, которых взяли и повязали хмельными, вместе с их землей и скотом, домами и домочадцами, всех раздать во владение воротившейся дружине. Ратникам же и воям оставить ту добычу, которую сумели добыть себе в походе, а еще раздать по ромейской серебряной монете из тех, которыми хвалился Желан, будто хотел поделиться с князем.
Воротившейся из похода дружине дать десять дней отдыха, после чего идти походом на древлян, примучить их и наложить вечную дань. Также разослать гонцов к россичам и северянам, дулебам и дреговичам, уличам и тиверцам: ежели пожелают их князья, пускай присылают свои дружины для похода на древлян — свою долю получат, в обиде не останутся.
Разыскать во что бы то ни стало тело Идара, погрести с честью и справить тризну. А тех Полянских дружинников, кто не поддался хмельному искушению, кто честно и до конца защищал княжий двор, Горы и пал в неравной сече, всех их собрать отовсюду и погрести с честью здесь, у Майдана и капища, насыпав великую могилу. И тоже справить достойную тризну.
Дом и двор Желана на Подоле у Воричева тока пожечь и с землей сровнять, собрав перед тем все добро и все богатство его. Серебро и золото Желана, кроме упомянутого для воев и ратников, раздать дружине, а прочее добро, скот и рабов отдать старшим в роду у тех, кто не воротился из похода и кто пал здесь, обороняя Горы.
И нынешней же ночью, после суда, здесь же, не медля, принести щедрые жертвы богам: быков, овец и птицу; хлеба и сосуды с медом. А кроме того, принести богам в жертву Желана и весь род его, пожечь их всех у капища. Самого Желана — живьем, а родичей его — перед тем заколов.