И используют в своем тихом омуте...
Он рассказал. Клоси какое-то время молчала, только крутила туда-сюда руль своими тонкими руками, следуя изгибам дороги.
- Понравилось?
- Очень, - ответил он.
Ну, какой вопрос, такой и ответ.
- В самом деле, - негромко и рассудительно продолжила Клоси, - шестьсот евро не такая уж большая цена за то, чтобы прочувствовать собственную значимость и насладиться обожанием со стороны других людей. Хотя, на такое и никаких денег не жалко, да?
А годам к сорока такие девушки, подумалось Егору, наплескавшись в омуте, становятся, как правило, образцовыми язвами, желчными и языкатыми.
- И впрямь, я затупил, - ответил он. - Нужно было собрать побольше народу и развеять купюры над толпой. А потом милостиво позволять целовать себе ноги, лелея чувство собственной значимости, которое сразу же поднимется на уровень выше.
- Чего не развеял?
По ее лицу невозможно было понять, издевается она, шутит, или просто ведется на его дурашливые слова.
- Ногти на ногах недостаточно фигурно обстрижены. Сама понимаешь, чувство собственной важности с неровными ногтями высоко не поднимается.
- Она поедет в Патрас, - сказала Клоси, помедлив, - с выигрышем, на радостях накупит всяких ненужных вещей, потратит еще и свои деньги. Потом долго будет ждать обратный автобус на остановке. И не заметит парня, мигранта из Сирии, который будет следить за ней от самого торгового центра. В результате, до дома она доедет без своей сумки и гораздо беднее, чем была утром.
- Нет, нет, не так, - возразил он. - Все будет иначе. Она поедет в Патрас, там увидит, как богатые туристы сходят на берег с огромного белоснежного круизного лайнера. Ей что-то кольнет в сердце, она сравнит свою маленькую таверну с этим необозримым лайнером. А потом купит билет в Италию, уедет туда, там попадет в руки мафии, станет уличным дилером, потом - правой рукой босса, уедет с ним на Сицилию, и все будут бояться ее за крутой нрав и йогурт с медом, который она будет сбывать школьникам и который вызывает привыкание уже после второго раза.
- Ты веришь в судьбу? - спросила Клоси.
- Не верю. Как можно верить в то, что тебе непонятно? Верить - значит, отказываться понять. Признавать - признаю. Как еще назвать полосу невезения, когда перед тобой раскупаются все билеты, опаздывает поезд, и ты не попадаешь на следующий рейс. А твой багаж уходит непонятно как в Дубай. И все только потому, что ты собираешься приехать и сделать ей предложение.
Или, когда вдруг оказывается, что в этой компании зам генерального - твой однокурсник, а ты даже думать не мог про такую удачу. И им срочно нужно директор представительства в Анкару. А в самолете рядом садится девушка, которая училась в 'А' классе и которая, как выясняется, в тебя втюрилась еще в восьмом. И которая с полгода как развелась. И совершенно случайно попала на этот рейс, потому что бла-бла-бла и так далее.
Это все странно, очень странно - когда какие-то вещи вдруг сцепляются и выводят тебя на определенную дорогу. Ровную и без выбоин, ведущую к цели, о которой ты не думал и которая вот, совсем рядом. Или когда природа начинает ставить палки в колеса, чтобы ты ну ни в какую не смог совершить задуманное.
А с тем, что я своими спонтанными причудами что-то там нарушу и призову мировое зло - ерунда. Я такой же винтик, что и остальные. И давным-давно уже прописано, на какой именно минуте я решусь подарить свой выигрыш, и с каким именно выражением лица. И если захочешь спросить, что я на этот счет думаю, не терзаюсь ли неудовлетворенным чувством собственной важности оттого, что моя судьба не полностью мне принадлежит, отвечу - не терзаюсь. Пусть те, кто плетут нити судьбы, продолжают их плести дальше, если им так нравится.
Клоси пожала плечами.
- Нравится быть ведомым? Раскачиваться на нити туда-сюда?
- А есть иные варианты?
- Тот, кто способен такую нить оборвать, совсем оборвать, заслуживает и уважения, и любви.
- Оборвать, это наплевать на брошенные чемоданы, отдать все деньги за такси в другую страну, жениться и долго жить в бедности и несчастьи? Да, в этом что-то есть.
- На что только мужчины не пойдут, чтобы увильнуть от брака, - сказала она. - Может, ты в глубине души боялся и не желал встречи. В той глубине, которая не просматривается с поверхности. И все случилось так, как хотел - чемоданы убегали, поезда опаздывали.
Вот взять ее, подумал беззлобно Егор, и зацелова... тьфу, не зацеловать, а всыпать по первое число розгами... хотя нет, розгами негуманистично, а мы же все гуманисты - лучше веником. Всыпать, а потом зацеловать... нет, бред... вовсе я не хочу ее целовать!
- А Света встретила меня только потому, что точно так же желала встречи внутри себя? - спросил он.
Клоси повела бровями, мол, она ничего не говорила, не собиралась, и вообще, мало ли что он тут ей наговорил.
Помоги мне разгрузить фургон, - попросила она, останавливаясь.
Первое, что увидел Егор, соскочив в пыльную землю с выцветшей и высохшей как в гербарии травой - скомканную сине-фиолетовую двадцатку.
Он поднял ее, осмотрел дорогу, никого не увидел и сунул банкноту в карман рубашки. А затем, когда Клоси вернулась и они поехали вновь, спросил осторожно у Клоси.