Все молчали, угнетённые голодом, молча спускались вниз и охотники, а там уже к ним присоединились собаки — две стаи двинулись к далёким горам, которые еле маячили на горизонте.
Все, кто остался, разбрелись кто куда: выкапывать съедобные корни, искать сморщенные, до срока высохшие плоды. Но А-ку, несмотря на голод, грызущий ему нутро, полез ещё выше: нужно было найти подходящий камень.
Он долго лазил, переворачивая камни, пока не наткнулся на обломок кремня. Кремень был гладкий и острый на сколе — именно то, что нужно А-ку. Сжав кремень в ладони, А-ку поставил палку на землю и стал бить по самому толстому корневищу.
Работа продвигалась очень медленно. Кремень быстро щербился, и его нужно было надкалывать снова, долго стуча по одному и тому же месту другим камнем, и он часто попадал себе по пальцам. Вскоре на всех пальцах была ободрана кожа, онако А-ку не обращал на это внимания: бил и бил, отрубая неподатливый корень, терпеливо и упорно, как и положено настоящему охотнику. Пот заливал ему глаза, разъедал веки, мышцы рук болели всё сильнее, а он бил и бил, без конца, без остановки.
Наконец, когда Великий охотник завис прямо над головой, А-ку отрубил первый корень, зачистил первый сучок. Отложил кремень и, гордый, провёл пальцем по гладкой поверхности.
— А-ку будет первым охотником, — сказал он сам себе. — А-ку убьёт самого большого мамонта!
Взглянул вверх: не станет ли Великий охотник над ним насмехаться?
Великий Охотник не насмехался: смотрел внимательно и благосклонно.
И А-ку снова взялся за кремень.
Он уже заканчивал собственно боевую дубинку, когда вернулись охотники. Первым их заметил Ва-а, который как раз стоял на страже, и всё племя высыпало из пещеры. А внизу, там, где чернели норы, уже возбуждённо метались собаки.
Все стояли, застыв.
Напряжённо вглядывались вдаль, пытаясь высмотреть, с пустыми руками возвращаются охотники или отягощённые добычей. Ва-а, гордый тем, что первым их увидел, всё время бубнил:
— Они несут мамонта… Ва-а будет есть мамонта… Много-много мяса! — и голодная слюна капала у него изо рта.
Охотники двигались очень медленно. Они словно топтались на месте на выжженной солнцем равнине, лишённой растительности и влаги, еле ползли двумя тёмными пятнами люди и собаки, и пока что нечего было и пытаться разобрать, с чем они возвращаются в стойбище.
Но вот они всё ближе и ближе, вот можно различить отдельные фигуры, и тогда над теми, что застыли у пещеры, пронёсся стон: несут! И безмолвная до сих пор толпа взорвалась таким радостным воплем, что аж задрожали скалы. Восторженно визжали дети, кричали и плакали женщины, хрипло вскрикивали старики, подпрыгивали подростки — вот один из них, не удержавшись, покатился вниз… за ним другой… третий… вся толпа с криками, смехом помчалась в долину.
Охотники несли в стойбище двух зебр и гигантского полоза. Такой здоровенной гадины в племени ещё не видел никто: двадцать мужчин, обливаясь потом, несли длиннющее чёрное тело; увидев встречающих, они ещё больше согнулись, запыхтели что есть сил, показывая, как тяжела добыча, сколько мяса у них на плечах. И у охотников, и у сопровождавших их собак были раздутые, набитые мясом животы и перемазанные кровью лица.
Бо́льшую зебру оставили собакам, остальное понесли в пещеру. Тут уже было расчищено место, и самая старая из женщин, та, что кормила огонь, ждала с острым кремнем в руке: она имела право делить и раздавать добычу. Охотники, положив перед ней зебру и полоза, уступили место женщинам и детям; они наелись там, у болот — целых три зебры и немного меньшего полоза умяли они, и их животы больше не скучали по еде. Сытые и довольные, смотрели они, как наедается племя, как чавкают молодые и стариковские рты, как постепенно наполняются впалые, присохшие к хребтам животы, и их лица аж сияли от удовольствия.
А потом сытое племя собралось вокруг костра.
Весело пылал священный огонь, поедая сухой хворост, поднимаясь к задымлённому, чёрному потолку пещеры, заливая красным фигуры рассевшихся вокруг людей и отбрасывая на стены огромные тени, которые двигались и раскачивались: тени нескольких охотников, пляшущих вокруг костра.
С боевыми дубинами, с которых ещё, казалось, капала кровь, взлохмаченные и грязные, они прыгали вокруг огня, показывая, как проходила охота. Они были одновременно и людьми, и животными, охотниками и дичью, они то складывали дубинки на землю и ступали, выгибаясь и задирая сложенные руки, и племя видело зебр, то хватали своё оружие и подкрадывались, пригибаясь, а потом, хрипло крича, кидались вперёд. Взлетали дубинки, рассекая со свистом воздух, опускались вниз.