— Братец Анри снова взялся за дело, — проворчал он, ударив газетой по столу. — Хэдли только что звонил, сообщив кое-какие детали, и будет здесь с минуты на минуту. Для начала взгляните на это. А мы-то думали вчера вечером, что столкнулись с неразрешимой проблемой… Просто поверить не могу! Это напрочь вытеснило убийство Гримо с первой полосы. К счастью, газетчики не увидели связи между двумя преступлениями, а может быть, Хэдли велел им об этом помалкивать. Вот!
Рэмпоул, наливая кофе, читал заголовки. «МАГ УБИТ ПРИ ПОМОЩИ МАГИИ!» — гласил один из них, являя удовлетворение беллетристических амбиций автора. Другие были: «ЗАГАДКА КАЛИОСТРО-СТРИТ», «ВТОРАЯ ПУЛЯ ДЛЯ ТЕБЯ!».
— Калиостро-стрит? — переспросил американец. — Где это? Я думал, что слышал все причудливые названия улиц, но такое…
— При обычных обстоятельствах вы бы его никогда не услышали, — сказал доктор Фелл. — Это один из переулков, на которые натыкаешься случайно, пытаясь сократить путь и неожиданно обнаруживая целый район, затерянный в центре Лондона… Калиостро-стрит не более чем в трех минутах ходьбы от дома Гримо. Это маленький тупик за Гилфорд-стрит, по другую сторону Расселл-сквер. Насколько я помню, там полно лавчонок, которые не поместились на Лэмс-Кондьюит-стрит, и несколько жилых домов… Братец Анри отправился туда после стрельбы в доме Гримо, побродил там немного и завершил свою работу.
Рэмпоул пробежал глазами статью.
«Тело убитого человека, найденного прошлой ночью на Калиостро-стрит, Западный округ, 1, было опознано. Это Пьер Флей, французский фокусник и иллюзионист. Хотя он уже несколько месяцев выступал в мюзик-холле на Коммершл-роуд, Восточный округ, две недели назад он снял комнату на Калиостро-стрит. Вчера вечером, около половины одиннадцатого, его обнаружили застреленным при обстоятельствах, похоже указывающих на то, что мага убили при помощи магии. Три свидетеля утверждают, что никого не видели и не заметили никаких следов, но четко слышали, как чей-то голос произнес: «Вторая пуля для тебя».
Длина Калиостро-стрит всего двести ярдов, и она упирается в глухую кирпичную стену. Несколько магазинов в начале улицы были уже закрыты, но кое-где светились витрины, а тротуары перед ними были подметены. Однако ярдов через двадцать и на тротуаре, и на мостовой начинался нетронутый снег.
Мистер Джесс Шорт и мистер Р.Г. Блэкуин, приехавшие в Лондон из Бирмингема, направлялись в гости к другу, живущему в конце улицы. Они шли по правому тротуару, спиной к началу улицы. Мистер Блэкуин, повернувшись, чтобы посмотреть на номера домов, заметил человека, идущего позади на некотором расстоянии. Этот человек двигался медленно, нервно озираясь по сторонам, словно ожидал увидеть кого-то рядом. Он шел посередине улицы, но свет был тусклым, и кроме того, что это высокий мужчина в шляпе с опущенными полями, мистер Шорт и мистер Блэкуин больше ничего не могли разглядеть. В то же время констебль Генри Уизерс, патрулировавший Лэмс-Кондьюит-стрит, подошел к углу с Калиостро-стрит. Он увидел идущего по снегу мужчину, который оглянулся, но не заметил его. И через три или четыре секунды это произошло.
Мистер Шорт и мистер Блэкуин услышали позади крик — почти что визг. Потом послышался голос, четко произнесший слова: «Вторая пуля для тебя», за которыми последовали смех и приглушенный пистолетный выстрел. Когда они повернулись, человек, шедший сзади, пошатнулся, снова закричал и упал лицом вниз.
Они видели, что улица абсолютно пуста от начала до конца. Более того, мужчина шел посредине мостовой, и оба заявляют, что на снегу были только его следы. Это подтверждает констебль Уизерс, который прибежал от самого начала улицы. При свете витрины ювелирного магазина они видели жертву, лежащую лицом вниз, раскинув руки, и кровь, вытекающую из раны под левой лопаткой. Оружие — длинноствольный револьвер «кольт» 38-го калибра устаревшего образца, тридцатилетней давности, — валялось на снегу несколькими футами позади тела.
Несмотря на слова, которые они все слышали, и оружие, лежащее на некотором расстоянии, свидетели при виде пустой улицы решили, что мужчина застрелился. Они увидели, что он еще дышит, и отнесли его в приемную доктора М.Р. Дженкинса в конце улицы, покуда констебль убеждался в отсутствии следов убийцы. Жертва вскоре умерла, так и не заговорив.
Далее последовали удивительные открытия. Пальто незнакомца возле раны было обожжено и почернело. Это доказывало, что оружие, очевидно, было прижато к спине или находилось всего в нескольких дюймах от нее. Но доктор Дженкинс высказал мнение, впоследствии подтвержденное полицией, что самоубийство исключается. По его словам, ни один человек не мог выстрелить себе в спину под таким углом, особенно из длинноствольного оружия. Это было убийство, но абсолютно невероятное. Если человека застрелили с некоторого расстояния из окна или двери, отсутствие убийцы или даже следов ног не означало бы ничего. Но его убил тот, кто стоял рядом, говорил с ним и исчез.
Никаких документов и предметов, позволяющих идентифицировать убитого, при нем не обнаружили. Никто его не опознал. После некоторой задержки тело отправили в морг…»
— А как же полисмен, которого Хэдли отправил за Флеем? — спросил Рэмпоул. — Разве он не мог опознать его?
— Он потом его и опознал, — ответил доктор Фелл. — Но когда полисмен добрался туда, вся суматоха уже подошла к концу. Хэдли говорит, что он наткнулся на констебля Уизерса, когда тот опрашивал живущих на Калиостро-стрит, и сообразил, что к чему. А человек, которого Хэдли послал в мюзик-холл на поиски Флея, сообщил по телефону, что его там нет. Флей предупредил администратора театра, что этим вечером не намерен выступать, и удалился с каким-то загадочным замечанием… Хозяина дома, где Флей снимал комнату, доставили в морг для опознания, а чтобы исключить ошибку, попросили приехать кого-нибудь из мюзик-холла. Ирландец с итальянской фамилией, который тоже значился в вечерней программе, но не смог выступать из-за какой-то травмы, вызвался приехать и подтвердил, что это Флей. Итак, Флей мертв, а мы угодили в еще большую неразбериху.
— А эта статья правдива? — допытывался Рэмпоул.
Ему ответил Хэдли, чей звонок прозвучал весьма воинственно. Он размахивал портфелем, как томагавком, и облегчил душу, прежде чем притронулся к бекону и минам.
— Достаточно правдива, — мрачно сказал Хэдли, топая ногами у камина, чтобы согреться. — Я позволил газетам напечатать это, чтобы мы могли обратиться по радио с просьбой об информации ко всем, кто знал Пьера Флея или его распросукиного братца Анри. Это ваше прозвище, Фелл, застряло у меня в голове, и я никак не могу от него избавиться. Я уже отзываюсь о братце Анри, словно уверен, что это его настоящее имя. Даже представляю, как он выглядит. По крайней мере, скоро мы узнаем, как его зовут на самом деле. Я телеграфировал в Бухарест. Мы только напали на след братца Анри, как тут же его потеряли!
— Ради бога, успокойтесь! — сказал доктор Фелл. — Незачем бушевать — ситуация и без этого достаточно скверная. Полагаю, вы работали всю ночь? Получили какую-нибудь информацию? Хмф, да. Тогда садитесь и утешьте хотя бы свой желудок. Это поможет обрести… э-э… философский подход к делу.
Хэдли заявил, что не хочет есть. Однако, прикончив две порции, выпив несколько чашек кофе и закурив сигару, он пришел в более-менее нормальное состояние.
— Для начала, — сказал он, решительно расправив плечи и достав из портфеля бумаги, — проверим эту статью пункт за пунктом — что она сообщает и о чем умалчивает. Прежде всего, что касается Блэкуина и Шорта. Они вполне надежны, а кроме того, никто из них никак не может быть братцем Анри. Мы телеграфировали в Бирмингем — они прожили там всю жизнь и хорошо известны в своем районе. Оба преуспевающие бизнесмены, и на их свидетельские показания вполне можно полагаться. Констебль Уизерс тоже надежный и добросовестный человек. Если они утверждают, что никого не видели, то не лгут — разве только сами обмануты.