Известно ли ему, что Флей убит? Да, известно. Уже был полицейский, задавал глупые вопросы и возил его опознавать тело. Но это, его, Долбермена, не касается. На вопрос о выстреле в десять двадцать пять накануне вечером хозяин, казалось, мог что-то сказать, но он только еще крепче сжал губы и стал еще пристальнее смотреть в окно. В то время он, мол, находился под лестницей в кухне. Работало радио, и он ничего не слышал, а если бы и услышал, то все равно бы не вышел. Приходил ли кто-нибудь в гости к Флею? Нет. А не общался ли Флей с какими-нибудь подозрительными иностранцами?..
Этот вопрос имел неожиданное последствие. Мистер Долбермен, хотя и в дальнейшем говорил медленно, неожиданно стал достаточно многословным. Да, кое-что было, и полиция должна была бы об этом побеспокоиться, вместо того, чтобы зря растрачивать деньги налогоплательщиков. Околачивался тут один, все рассматривал, а однажды даже разговаривал с ©леем. Отвратительный тип. Наверно, преступник. Мистеру Долбермену не нравятся такие, которые крутятся рядом и все вынюхивают. Нет, описать этого типа он не может, это дело полиции. А кроме того, тогда была ночь.
– И все-таки хоть что-нибудь вам бросилось в глаза? – чрезвычайно вежливо спросил доктор Фелл, вытирая платком лицо. – Может, что-нибудь из одежды?
– Кажется, на нем было модное пальто, – переборов себя, отвел взгляд от окна Долбермен. – Из желтого твида в красную крапинку. Но это ваше дело. Хотите пойти наверх? Вот ключ. Вход с улицы.
Когда они поднимались по темной узкой лестнице этого крепкого, несмотря на его внешний вид, дома, Ремпола охватило волнение.
– Вы правы, сэр, когда говорите, что все дело поставлено с ног на голову, – обернулся он к доктору Феллу. – Мы искали зловещую фигуру в длинном черном пальто, а теперь появляется другая, в окровавленном твидовом пальто цвета, который можно назвать светлым. Что это? Уж не поворачивается ли дело из-за этого пальто в другую сторону?
– Нет, я, говоря, что все становится с ног на голову и что мы, возможно, ошиблись, об этом не думал, – с некоторым колебанием ответил доктор Фелл, попыхивая трубкой. – Но в какой-то степени все зависит от пальто. Мужчина и два пальто. Да, я считаю, он и является убийцей.
– Вы сказали, что у вас есть собственная мысль о том, кто убийца.
– Я знаю, кто убийца. – Решительно заявил доктор Фелл. – Понимаете, что заставляет меня спорить с самим собой… Не только то, что он все время торчал у меня перед носом. Дело в том, что он все время говорил правду, а у меня не хватило здравого смысла это понять. Он был очень откровенен, и мне даже больно вспоминать, что я ему не поверил и считал его невиновным.
– А как он исчез?
– Этого я не знаю. Ну, вот мы и пришли. На верхнем этаже была только одна комната. Лестницу освещал бледный свет, который проникал сквозь застекленную крышу. Дверь комнаты, сделанная из грубых досок и покрашенная в зеленый цвет, была открытой, окна, очевидно, давно не открывались. Доктор Фелл нащупал в темноте газовый светильник, на котором едва держался абажур. В неровном свете перед их глазами предстала уютная, но запущенная комната, оклеенная дешевыми голубыми обоями, белая железная кровать, письменный стол, на котором лежал, прижатый чернильницей, сложенный вдвое лист бумаги. Все тут напоминало о Пьере Флее. Казалось, они увидели его в порыжевшем вечернем костюме и цилиндре, готовым к выходу на сцену. Над зеркалом висело написанное витиеватым почерком и вставленное в позолоченную рамку библейское выражение: «Мне отмщенье, и я воздам». Но висело изречение почему-то вверх ногами.
Дыша с присвистом, доктор Фелл неуклюже подошел к столу и взял бумагу. Ремпол увидел написанное витиеватым почерком почти официальное заявление.
«Джеймсу Долбермену, эсквайру.