Он неспешно курил, но мысли его не хотели выстраиваться в линию и скакали в разные стороны, казалось, без всякого его участия.
– А чт-то? – вежливо поинтересовался Эйтор. – Что – люди?
– Да вот, – Алексей махнул рукой, – беседовали тут давеча в купе. Совсем печально стало… Только и умеем, что уже готовое описывать… тут – да, тут мы мастера... процессы, которые в звездах проходят, межатомные силы всевозможные… Поля магнитные. Что сказать – научились исследовать… а вот как надо что-то создать, тут уж мы и в тупике, тут уж мы берем за образец уже созданное…
– Кем? – спросила Ника.
Он взглянул на нее искоса:
– Известно кем... Богом…
– А что вы имеете в виду, когда говорите – Бог? – спросил Эйтор, который, несмотря на то, что выставлял себя буддистом, все же был воспитан в атеистической семье.
Иногда он умел поставить собеседника в тупик своими вопросами, которые, при своей кажущейся простоте, были по-настоящему глубокими. Но в этот раз эффект от его вопроса был совершенно потрясающим. Бывший священник вздрогнул и даже присел, лицо его выразило крайнюю степень испуга и недоумения. Смесь страха, подозрительности и невыразимо глубокой печали проявилась на его лице. Глебу даже показалось, что в какой-то момент он хотел выскочить из тамбура, убежать от какой-то неведомой опасности. Но уже через секунду он овладел своими чувствами и выпрямился во весь рост, расправив плечи. Его высоко поднятая голова выражала готовность сражаться, а «благолепная» борода воинственно топорщилась.
Перед ними стоял уже не обыватель, не пассажир поезда дальнего следования, не расстрига-поп. Нет! В раскачивающемся на полном ходу поезда вагоне стоял настоящий воин, и этот воин был готов отстаивать некие благородные идеи, биться за свою свободу и независимость. Любой ценой. Пусть даже ценой смерти. В одну секунду перед Никой, Глебом и Эйтором промелькнуло и исчезло видение Алексея как средневекового рыцаря в полном облачении – в блестящих полированных доспехах и с тяжелым двуручным мечом у пояса.
И воин этот сказал глубоким звучным баритоном, обращаясь сразу ко всем:
– Кто вы? Что вам нужно? Кто вас послал?
Эйтор, на которого это преображение произвело сильное впечатление, пробормотал примирительно:
– Да я же ничего не имел в виду… Просто так спросил… Вон Глеб мне рассказал о том, какие интересные люди с нами вместе едут.
Ника энергично поддержала художника:
– Алексей, да вы не думайте ничего плохого, никакой тайной подоплеки тут нет и быть не может. Эйтор наш друг, мы давно друг друга знаем… Он искренне спросил.
Алексей окинул всех их взглядом – таким, который можно по-настоящему назвать тяжелым. Он словно прижал каждого из них к стенке тамбура и секунду изучал как препарированных мышей, лежащих на лабораторном столе. Потом взгляд его словно бы потерял вес и рассеялся. Воин-рыцарь исчез. Перед ними снова стоял обычный пассажир с сигаретой в руке. Полупрозрачные облачка табачного дыма колыхались и вибрировали в воздухе тамбура в такт покачиванию поезда.
Алексей покачал головой:
– Да-а-а… А мне-то было померещилось, что шпионите вы за мной… Хотя, что это я… невелика фигура… Но вот – испугался как ребенок.
– Ничего себе, испугался, ты ж нас чуть взглядом не расплющил! – Ника как всегда был прямолинейна. – Чего это ты такой нервный?
– Не знаю, что и произошло-то, – Алексей смущенно пожал плечами, – наваждение какое-то. Давно со мной такого не было. Прямо как будто видения меня посетили… И ощутил себя таким могучим, таким уверенным, твердым в вере. Словно за истину Христову сражаться должен… Вы уж меня простите…
Ника, не утерпев, поинтересовалась:
– А кто ж за тобой шпионить-то может, а? Иностранная разведка?
– Нет, конечно, – Алексей добродушно рассмеялся, – это так… это мои генетические страхи. Я ведь, как извержение из сана получил, почти ни с кем и не общался… не могу в себя прийти уже месяц.
– Извержение? А это еще что за штука? – Ника вскинула брови.
– Ну-у-у… сняли с меня сан священника по решению архиерейского собора…
Он словно выдавливал из себя эти слова, и они гулко падали тяжелыми чугунными болванками на железный пол тамбура.
– До сих пор в ушах стоит… «Анаксиос!».
Голос Алексея сорвался, и он отвернулся к окну, но через секунду снова взял себя в руки:
– «Анаксиос» по-гречески «недостоин»… ритуал такой древний был снятия священнического сана… слово это кричали провинившемуся… сейчас-то уже и не используют почти, а вот мне довелось услышать…
– Пойдем-ка в вагон, – предложил Глеб, – там, я видел, есть купе свободное, с проводником договорюсь сейчас – сядем и без помех обо всем поговорим…