– И вот еще что. Я вчера проходил мимо пищеблока, мне девчата оттуда крикнули, что молоко привезли и можно его забрать. А то сегодня пятница, впереди выходные – где они там его хранят, не знаю, скиснуть может. Ты, родная моя, найди сегодня времечко, навести их и забери нам причитающееся. За вредность на производстве все-таки подкармливает нас государство. Уж если не нам, то кому еще?! Правда, время нынче совсем иное – что такое 0,5 литра молока в день на каждого сотрудника отделения. Видимо, это распоряжение или правительства, а может быть, профсоюзов сохранилось и действует еще с незапамятных времен, когда трудно было в стране с продуктами. Но раз положено – возьмем! И заодно накладную пусть выпишут, не затягивают, как в прошлый раз. Бухгалтерия наша позволила каждую неделю отчет не присылать, можно один раз в месяц. Вот такие они у нас добрые и понятливые, но лучше бы зарплату не задерживали.
– Хорошо, Демьян Демьянович, конечно, зайду и заберу. Только вот куда мне его столько? Вы молочко не пьете и меня заваливаете своей долей.
– Ты права, я молоко с детства не люблю. Почему и когда это случилось – не знаю. Но не мне же тебя учить, хозяюшку, как с излишками этого продукта поступать? Свари творог, ну, не знаю, простокваши наделай. В конце концов, соседку или соседа угости. Вот, Николая подкармливай, а то он неровно дышит, глядя на тебя. Что краснеешь, – шутливо закончил Караваев.
– Скажете тоже, – смущенно ответила Дарья. – Просто сосед. А неровно дышит – его проблемы.
– Ладно, не смущайся. Это я так, по-отечески.
Вот таким образом обычно начинался рядовой рабочий день у служителей судебной медицины в этой тихой станице.
Демьян Демьянович был почти на сто процентов уверен, что звонок исходил от оперативного дежурного местного РОВД. А откуда же еще? Работа у него такая, ибо Демьян Демьянович Караваев был судебным медиком, точнее, судебно-медицинским экспертом и возглавлял районное отделение этой службы. Головная их контора с дополнительными отделами, службами и, естественно, возможностями, находилась в областном центре. Район был не очень большой, столица района располагалась в станице Шиманской; здесь же районная больница. Именно здесь работал и сам Караваев. Население что – то около 75 тысяч человек. Может быть, чуть меньше. Это если всего района. Шиманская – самый большой населенный пункт; правда, ничего примечательного, обычная провинция; остальные разбросаны по всей территории неравномерно: где гуще (ближе к водоемам – маленьким озерцам и речке), а где и реже – это уже чисто степная зона, очень жаркая, мало обжитая. Летом температура воздуха до сорока иногда доходила. Вот стоят себе несколько старых покосившихся хаток-мазанок с небольшим подворьем, но название хутор такой-то имеет официально. Дороги жуткие, практические все грунтовые, с ухабами да ямами. Сухо если – проедешь без проблем; после дождей, а это, если следовать логике частоты появления осадков весной и осенью – тяжелее; размытые бывают основательно, до жуткой непролазной слякоти. Да и зима, как правило, очень мягкая, практически без морозных дней и снегопадов. Так что ждать и надеется, что вот скоро сильно похолодает, повалит густой снег, накроет своей белизной это ужасное бездорожье, а машины его хорошенько примнут и укатают до состояния ровного и сухого полотна, особо не приходилось. И именно по этим дорогам суждено было кататься в составе оперативно-следственной группы нашему пожилому уже герою. При этом он постоянно кряхтел, ворчал, жаловался на главу поселкового совета, называл его бездельником и бездарным руководителем. Следаки загадочно переглядывались между собой и только посмеивались – им не привыкать. Почетному шефу экспертной службы (так его называли за глаза, но он, конечно, знал об этом, принимал все это с улыбкой) было семьдесят лет. Высокий, худощавый, слегка сутулый, с медленной уверенной походкой. Волос полностью седой, шевелюра явно не отличалась густотой покрова. Потому что уже семьдесят и возраст брал свое. На лице небольшая светлая с проседью бородка. Очки в очень тонкой металлической оправе с круглыми стеклами – издалека их можно было принять за пенсне. Смотрел собеседнику при разговоре прямо в глаза, слегка склонив голову, причем всегда вправо. Привычка такая, очень характерная для него. В прохладное время носил только шляпу, широкополую, фетровую; зимой – шапку-пирожок из цигейки. Никаких новомодных кепок и тому подобных головных уборов на дух не принимал. Одним словом, вид старого, умудренного опытом профессора медицины из дореволюционных времен. Ни разу от него не слышали слов бранных, даже в самых трудных ситуациях, связанных со спецификой работы. Поворчит, поворчит и на том все. Эта особенность сильно удивляла и даже как – то забавляла ребят из следствия, оперов, которые чаще всего с ним общались и оказывались вместе в самых жутких обстоятельствах. Места происшествий зачастую представляли собой еще те картинки, без мата было просто не обойтись. Сравнивали с другими экспертами, потому и удивлялись. Ребята еще те были, мат горой лился, спиртяшки шарахнуть из собственных запасов вопросов не вызывало. Водочки предложат – всегда пожалуйста. И дымили сигаретами почти все и постоянно. Вот такой облик эксперта сформировался у служителей Фемиды. Выходит, и они могут ошибаться.