Дарья Никитична помолчала и стала рассказывать дальше.
Деда Егора они так назад и не дождались. От той же сестры пришло через месяц письмо. Оказалось, что дед Егор пошел в лес побродить с ружьишком, да и подорвался на неразорвавшейся авиабомбе – много их в ту пору находить стали, оставшихся после фашистов. Разметало его в клочья, ничего не осталось, даже ружья не нашли. Только воронка огромная в том месте. Так и не пригодилась для него домовина. Погоревали они с братом, а потом Митя разобрал гроб, да из тех досок построил два стула. Дарья Никитична ругала его, говорила, зачем, мол, нехорошо. А Митя не соглашался. Говорил, что пустой гроб хоронить не дело, а так хоть какая память от деда Егора останется. Так и стояли два одинаковых стула рядышком, только Дарья Никитична на них не то что сидеть, даже смотреть не хотела. Потом устроилась она на завод. Через десять лет квартиру дали в Большом доме. Дарья Никитична была уже замужем, а Митя оставался холостым, так втроем и переехали. Не хотела Дарья Никитична брать стулья, но Митя не послушал. В пятьдесят девятом Митя, наконец, женился и уехал к супруге. Потом в каптерке цеха, где Дарья Никитична работала, понадобился стул. Начальство не торопилось снабдить ее этим предметом мебели, так она и принесла из дому один из стульев. Там он и остался. Потом переехала на Богородское шоссе, второй стул из дому отправился за хозяйкой – она к тому времени уже привыкла к нему, а сейчас и вовсе он у нее стал любимым…
Дарья Никитична умолкла, грустно улыбнулась и спросила у Милы:
– А пришла-то ты зачем?
Мила тоже улыбнулась, но смущенно (теперь, когда она знала историю стула из приемной, придумывать что-то было сложно):
– Да вот… чаю попить.
– Что ж, на здоровье, – хозяйка поднялась и поставила чашки в мойку.
…Уже в прихожей, надевая пальто, Мила сказала:
– Спасибо, Дарья Никитична. Вы мне очень помогли.
– Это тебе спасибо, деточка, – отвечала старуха и когда Мила уже шагнула за порог, неожиданно сказала:
– Если боишься, снеси на помойку.
Мила вздрогнула и обернулась к хозяйке. Та спокойно посмотрела Миле в глаза и покачала головой:
– Хотя лучше бы его сжечь. Не со страху, для порядка… Или не позволяй на нем сидеть никому. Да только бояться нечего. Легкая смерть вместо мучительной – разве ж это не благо? А тот стул, что у меня в кухне – «пустой». Его Митя из крышки того гроба построил.
…Теперь Милу всегда, когда она приходила на работу, встречало живое существо – старый стул мореного дерева без инвентарного номера, но с адресом, записанным на обороте сидения химическим карандашом.
– Женя, дети, где вы? – раздалось снаружи.
– Облом, – выдохнул Жека. – Только я хотел еще одну историю рассказать.
– Ничего, в другой раз расскажешь, – ответил Денис и первым полез из домика.
– Мы идем, ма! – заорал сзади Жека и красные вспышки фонаря сменила тьма.
В кустах сирени продирались в полной темноте. Островом света посреди ночи возвышался дачный дом. Отточенный месяц висел над крышей и казался еще более одиноким в окружении звездных бусин.
– Ау! – снова позвала Жекина мама.
– Мы тут, ма, – откликнулся Жека. Все двинулись к дому.
Когда дошли до крыльца, за воротами раздался шум мотора, потом стих и тут же женский голос неуверенно сказал:
– Господи, ну и темень… Тут, что-ли?
– Светка! Тут, тут! – закричала мама Жеки и кинулась к калитке и за забором стали слышны голоса:
– Закатывай. Я уж думала, ты не приедешь.
– Пробки эти, злое…
– Тс-с! Дети тут, ты что, мать!
– Пардон…
– Ну, заводи, я ворота открою.
Во двор въехала красная машинка и из нее вышла женщина. Увидев детей, она весело сказала: