В 1086 году, незадолго до свадьбы с Генрихом, Евпраксия вступила в лоно католической церкви и приняла новое имя — Адельгейда. Под ним и вошла она в европейскую историю Средних веков. Семейной жизни, однако, новая вера не помогла — не успели отгреметь свадебные торжества, как Генрих Длинный умер. Семнадцатилетняя вдова сразу ощутила себя лишней при саксонском дворе. Предаваться трауру она предпочла в монастыре, под опекой аббатисы Адельгейды. Казалось, теперь ей оставалось одно — возвратиться домой и коротать свои дни при отце и матери в надежде на новое замужество, но…
Вот здесь, в сущности, и начинается история Евпраксии-Адельгейды, перед которой меркнет любой авантюрный роман. Историки забираются в тупик, пытаясь объяснить политическими соображениями то, что произошло дальше, — еще не кончился траур, а вдова уже превратилась в невесту Генриха IV. Князю Всеволоду Ярославичу была послана просьба о благословении, и благословение было получено — настолько быстро, насколько позволяли расстояния. 14 августа 1089 года в Кельне состоялось бракосочетание, которому предшествовала коронация. Проводил свадебную церемонию Хартвиг, архиепископ Магдебургский, а правильнее сказать — антиархиепископ, поскольку сан он получил в обход папского престола. То, что венчал императора именно Хартвиг, выглядело форменным издевательством над Папой Урбаном II[8] — Генрих, чьи отношения с Римом становились все более непримиримыми, словно сознательно отрезал себе пути к отступлению.
Есть версия, что женитьбой на бывшей русской княжне император «Священной Римской империи» искал союза с Киевской Русью. Кроме того, считается, что у него были планы склонить Русь к католичеству — по времени объявление о будущем браке императора совпало с посольством, которое ставленник Генриха антипапа[9] Климент направил в Киев. Однако ничего из этих затей не вышло. Византийский император Иоанн II Продром, видевший в Генрихе IV основного соперника в борьбе за главенство в Европе, употребил все свое влияние, дабы удержать Русь подальше от Германии. Он ясно дал понять, что относится к новому замужеству Евпраксии отрицательно, и тем самым поставил Всеволода перед выбором. Поколебавшись, киевский князь заверил Иоанна II в верности давнему союзу с Византией, сделав, таким образом, невозможным союз с Германией.
Не исключено, что так оно и было и Генрихом IV руководил расчет, который в конечном счете не оправдался. Но если внимательно вглядеться в то, что творилось в тогдашней Европе, сразу возникают вопросы. Во-первых, Русь вряд ли могла оказать Генриху существенную военную и политическую помощь в его противостоянии папству хотя бы уж потому, что находилась на обочине западноевропейской политики и географии. Во-вторых, Иоанн II, возможно, и видел в Генрихе главного соперника, но сам Генрих, император «Священной Римской империи», соперничал за влияние прежде всего с папским престолом. Не вдаваясь в подробности, скажем, что история этой борьбы включила и двукратное отлучение Генриха от церкви; и снятие первого отлучения после покаяния Генриха и трехдневного стояния его зимой босым и в рубище перед внутренней стеной замка Каноссы[10], в котором пребывал Папа Григорий VII (впрочем, это версия самого Папы; по другим сведениям император был обут и тепло одет); и провозглашение в пику Григорию VII новым Папой карманного архиепископа Равенны Климента, вошедшего в историю в качестве очередного антипапы; и вооруженное противостояние, в которое втянулись все католические земли… Учитывая все это, трудно предположить, что Генрих IV, стоявший перед лицом многих угроз, вступил в брак ради призрачного союза с далекой Русью, правители которой имели весьма приблизительное представление о сложностях взаимоотношений императора и Папы.
Но если не политический расчет, тогда — что? Чем тогда руководствовался монарх, держащий в узде всю Западную Европу и соперничающий за влияние в ней с папским престолом? Ответ прост: монарх влюбился или, что точнее, почувствовал неудержимое влечение к русской княжне. Это было в характере Генриха — он легко увлекался и не отступал, пока не добивался цели, чувственность значила в его жизни очень многое и в значительной степени руководила его поступками.
8
Собственно, все противостояние Генриха II и папского престола выросло из спора за право возводить в сан епископов (так называемая борьба за инвеституру).
9
Римский Папа, не признанный католической церковью законным. В отдельные периоды на папский престол претендовало одновременно несколько ставленников различных церковных и светских кругов, называвших себя папами; впоследствии один из них признавался законным, а остальные объявлялись антипапами.
10
Благодаря этому эпизоду в немецкий язык (а из него в русский) вошла поговорка «идти в Каноссу», означающая «идти с повинной к злейшему врагу, смирить гордыню, поступиться честью под давлением обстоятельств».