— Максим, что-то случилось? — она плотнее закуталась в наброшенную на плечи шерстяную кофту и воровато оглянулась назад, вглубь квартиры, откуда доносились шаги, хорошо слышимые в утренней тишине.
За её спиной возник высокий худощавый мужчина с залысиной на коротких тёмных волосах, отчего-то показавшийся Иванову смутно знакомым. Тот нахмурился при виде смущённо мнущегося на пороге парня и тихо спросил:
— Мил, что тут происходит?
— Лёш, это Максим, друг Влада, — пояснила она, в то время как Максим чуть челюсть на пол не уронил, быстро сообразив, откуда ему знакомо лицо мужчины. Отца Славы он прежде видел только раз, издалека на улице, но сопоставить его имя и определённую внешнюю схожесть между ними не составило труда.
— А где Слава? — наконец спросил Максим, когда вся разворачивающаяся на лестничной площадке сцена стала напоминать какой-то абсурд.
— Он разве не с тобой? — ошарашено спросила тётя Мила, бросив быстрый и отчего-то виноватый взгляд в сторону сурово поджавшего губы мужчины. — Он ушёл вчера днём, сказал, поедет к тебе.
Из подъезда Максим вышел только через полчаса. Устало опустился на покрытую коркой льда скамейку, потёр ладонями лицо, пытаясь собраться с мыслями и унять страх, скрипучими шестерёнками прокручивающийся внутри живота. Ситуация оказалась ещё более паршивой, чем он предполагал: телефон Слава давно разбил, швырнув в стену в ходе разразившегося в доме скандала, поэтому не оставалось ни единого шанса узнать, где он может находиться вот уже почти сутки.
Что делать дальше, он понятия не имел. Заявление в полицию ещё не примут. Знакомый матери Чанухина, работающий на скорой, обещал через час выяснить, не поступал ли кто-нибудь похожий в больницы. И единственное, что ему оставалось, — это напряжённо думать, куда мог пойти Слава, если не к нему?
А ведь понятно, куда.
— Поль, Рита всё ещё у тебя? — без лишних церемоний спросил Максим, только услышав заветное тихое «да».
— Нет, она ушла минут пять назад. Всё обошлось, Максим. Я так боялась, что…
— Поль, через сколько она доберётся до дома? — он перебил её на полуслове, подскочив со скамейки от внезапно возникшей догадки и снова расхаживая из стороны в сторону, вытаптывая плотную дорожку в рыхлом снеге. — Слава пропал.
— Как пропал? — ошарашено переспросила она севшим голосом.
— У него там в семье… Отец пришёл к ним жить, а у них со Славой всегда были очень натянутые отношения. Они сильно поругались, он разбил телефон ещё перед Новым годом, а вчера ушёл из дома, но ко мне так и не приехал. Если он не у Риты, то я понятия не имею, где его искать. Ты должна сказать ей обо всём этом, ладно?
— Я… да, я поняла, — испуганно лепетала Полина, и он как наяву представил себе, как в этот самый момент она нервно закусывает пухлую нижнюю губу и растерянно мечется взглядом вокруг. Такая маленькая и беззащитная, что хочется сграбастать её целиком и прижать к себе так крепко, чтобы вдохнуть нормально не могла.
Не так должен был проходить этот день. И вообще их каникулы должны были закончиться не так и начаться на совсем другой ноте.
Пока он брёл в сторону дома Риты, глубокими глотками вдыхая ледяной воздух, который должен бы заморозить жгущую огоньком тревогу в груди, никак не мог избавиться от ощущения, что совершил ошибку. Много, очень много ошибок. Каждый день он жалел, что сдуру решил подыграть Полине тогда, в кафе, увидев, как она испугалась и замешкалась при виде своего одноклассника. И ведь не хотел же. И надеялся, что она сама даст задний ход, а в итоге они оба угодили в эту нелепую ловушку.
Необходимость скрываться сначала воспринималась им как какое-то забавное приключение, всплеск адреналина, когда их могли в любой момент застукать за поцелуями. Это было ярко, живо, непривычно и, как он тогда заверил себя, недолговечно.
Ну, подумаешь, день. Да пусть даже два. После того, как он пригласил её домой и даже по счастливой случайности смог познакомить с матерью, Полли должна была убедиться в серьёзности его намерений и перестать бояться того, что происходит между ними.
Вот только этого не случилось. И его терзало желанием взять её за плечи, легонько тряхнуть и спросить, что не так. Почему ей хватило решимости приехать к нему, отдаться, даже принять те моменты его прошлого и настоящего, которых он сам так отчаянно стыдился, но при этом она упрямо продолжала скрывать его от родителей, как прокажённого?
Внезапный звонок от неизвестного номера заставил его напрячься и совсем перестать дышать на несколько мгновений, прежде чем он опознал в приглушённом, бесцветном шёпоте голос Риты.
— Максим, твой друг у меня в квартире, — судя по отрешённому тону, Анохина оказалась совершенно не рада подобному обстоятельству.
— Мне его забрать? — осторожно уточнил Иванов, попытавшись наиболее нейтрально сформулировать свой вопрос. Вдруг они захотят сейчас поговорить? Он бы захотел, да и Слава, скорее всего, захочет — ему есть что сказать и определённо есть много того, что необходимо узнать.
— Да. Пожалуйста, — обречённо попросила Рита, тут же отключившись.
Однако у подъезда его никто не ждал, да и на лестничной площадке тоже. Слава обнаружился у неё на кухне: с наглым и достаточно счастливым видом он поглощал прямо из контейнера котлеты, после холодильника покрывшиеся белым налётом затвердевшего жира. Сама же Анохина была необычайно бледна, подавлена и упрямо отводила в сторону взгляд сильно покрасневших глаз.
— Так, Слава, вставай и поехали, — оценив напряжённую обстановку, смело скомандовал Максим, но получил от друга только укоризненный взгляд, безмолвно спрашивающий, с каких это пор он решил поскорее утащить его от Риты, к которой сам же и подталкивал весь последний месяц.
— Я останусь здесь, — как ни в чём не бывало бросил Слава и демонстративно отвернулся от стоящих в проходе, сосредоточив всё своё внимание на очередную котлету. Рита быстро и рвано выдохнула, будто последние несколько минут пыталась задержать дыхание, а Максим нахмурился, начиная медленно и неотвратимо звереть от выходок друга.
Когда он вышел от его родителей, был уверен, что бросится на Чанухина с объятиями, как сентиментальная девчонка, как только тот найдётся. Но теперь от взгляда на эту самодовольную физиономию человека, который перепугал всех и даже не собирается в этом раскаиваться, возникало непреодолимое желание хорошенько ему врезать.
Слава вёл себя, как дворовый кот: гулял сам по себе, делал что хотел и плевал на чувства окружающих. И это было вполне очаровательно, почти оправдывалось тяжёлым детством, дрянным характером и сложным возрастом, но приносило боль тем людям, кому он оставался дорог несмотря ни на что.
Анохина стояла в уголке, прижавшись спиной к стене, и стеклянным взглядом смотрела в одну точку. Её руки безвольно висели вдоль тела, обкусанные и побледневшие губы мелко дрожали, выдавая скорое приближение слёз, а на лице настолько явно отражалась безысходность, что у Максима больно кольнуло в груди. Желание дать смачную затрещину своему другу стремительно нарастало и становилось почти нестерпимым.
Слава же видел, в каком она состоянии. Ну не мог он не заметить, не мог ничего не понять. И это кричащее в каждом его небрежно-ленивом движении «рыдайте от счастья, что я снова с вами» доводило просто до бешенства.
— Я сказал: вставай. Мы уезжаем, — зло процедил Максим, на этот раз вынудив Чанухина оторваться от еды и поднять голову вверх, чтобы смерить друга убийственно-холодным взглядом, заставлявшим осечься и сконфузиться большинство тех, кому доводилось встретиться глазами с этими полупрозрачными айсбергами, способными потопить не один Титаник.
Иванова же его взгляд абсолютно не трогал. Недавно они уже поссорились из-за того, что он не собирался молча наблюдать за тем, как Слава пытается спустить свою жизнь в канализацию, с поразительным мазохизмом делая всё возможное, чтобы оттолкнуть от себя первую девушку, готовую по-настоящему принять его вместе с ордой воинствующих тараканов в голове. Теперь же он планировал не просто провести воспитательную беседу с окончательно спятившим в своём эгоизме другом, но и в самом прямом смысле выбить из него всю дурь, если понадобится.