Наверное, Василий хотел сказать что-то очень важное, но Богданова красноречия ему явно не хватало. Он очередной раз махнул на Богдана рукой.
— Я тебя не понимаю, Вася, — Богдан втянул голову в плечи, выражая крайнюю степень недоумения, поменял нормальную речь на хриплый шепот. — Соседи его, видите ли, не обидят!.. Убей меня, не понимаю, при чем тут вообще ты. Кто ты такой? Тебя там нет, в конце концов, оглянись, где ты… Ладно, — теперь уже Богдан махнул на Васю. Вынырнул из плеч, крякнув, отрегулировал голос на нормальный тембр, — Ладно. Тут, я вижу, мне что-то недосягаемо. Тут мы в разных плоскостях. Ты мне ответь на простой, очень простой, простейший вопрос: у тебя кум есть?
— Ну, есть. — Вася врубился в ситуацию, и чтобы не споткнуться об очередное «колено» Богдановых рассуждений, тут же пояснил: — Кум у меня отличный человек и живет далеко, в соседнем совхозе. Километров за двадцать. И то если по лесу, напрямую.
Богдану этого и надо:
— Удивляюсь, Вася, твоей наивности. Нет… Нет! Ничего не буду тебе говорить. Не в моих правилах. Только на себе, так и быть, покажу. Хоть это и, говорят, плохая примета. Ну, уж, ладно…
— Как хочешь, — Вася хохотнул, как обычно, без улыбки.
— Что бы я, к примеру, Вася, делал, если бы у меня в соседней деревне жила-была кума, а? Золотая кума, у которой, понимаешь, муж, в полугодичных командировках пропадает? Безжалостно, заметь, пропадает. И при этом, как он, этот бесчеловечный супруг, сам иногда признается, ни о чем — ты представляешь: ни о чем!.. — не думает. А? И при всем этом мне до нее, до кумы, — каких-нибудь пару десятков верст по… по лесу, болоту, пустыне Кара-кум! Да я на мотоцикле, на ишаке, на воздушном шаре, Вася, на плоту какого-нибудь Тура Хейердала — обязательно прибуду проведать мою драгоценную куму. Молчи, Вася, молчи! Если хочешь знать, только честно, без обиды: да плевать я хотел на моего так называемого кума! Да я отрекаюсь от него, если хочешь знать! Пусть я вероломный Брут, пусть… Но кума, Вася, для меня в такой ситуации — святая в своей непорочной желанности женщина. Я к ней, как зомби, — приеду, приду, приплыву, приползу!..
Богдана понесло. Уже с минуту его глаза почти не открывались. Это походило на транс. Он уже почти выкрикивал:
— Кто? Соседи? Не увидят. Я поздно вечером приду. Тесть? Стакан самогона моя кума милая своему тестю нальет — граненый стакан! Два! Будет спать, как убитый. Теща? Родная кровь — не выдаст доченьку, и всегда поймет! Что? Устала после дойки? Расскажи об этом Назару, посреди ташкентского базару! С устатку — самое то!..
Василий, взяв со стола пачку папирос, оделся и вышел на воздух.
После приезда с северной командировки я уволился из наладочного управления. Перешел работать в НИИ, о чем до сих пор не жалею.
Встреча с Богданом произошла через несколько лет, в Сочи, где мне довелось отдыхать. Как потом выяснилось, мой старый знакомый приехал в город из своего поселка на электричке. «Внучка на каруселях покатать, по магазинам прошвырнуться». Он долго не мог узнать меня. Напрягая память, хмурил бровки, ставшие совсем седыми. Потом закивал неуверенно: да-да, припоминаю. Возможно, он вспомнил не конкретно меня. Это подтверждало мою давнюю версию о том, что играть в «театре одного зрителя» — его амплуа. Он не запоминал зрителей.
— Вася? Ну, был такой Вася. Был, был. Да весь вышел. Поехал за женой, — а до этого, понимаешь, все, вроде бы устроил: комнату в общаге получил, пару кроватей, на кухню чего-то. Ну, по северному варианту — вполне достойно. Сам я грузить помогал. А вот приехал к себе домой в сельскую местность… Целый год, выходило, дома-то не был. Да. Ну, и директора своего родного совхоза, вроде, говорят, ни с того, ни с сего, это самое, — чпок, и застрелил. Да, говорят, тут же отшагнул, стволы в рот вставил и — готов. Душа в космос — мозги на тополь. Ужас. Я сам, правда, не видел…
— Богдя! — требовательный оклик. Оказывается, Богдан был не только с внуком. Невдалеке, возле парфюмерного киоска, застегивала сумочку крупная, крашеная по седине пожилая женщина со строгим взглядом. Рядом крутился мальчик, видимо, Богданов «внучок». Женщина, не двигаясь с места, уверенным, быстрым манком пухлой ладони призвала супруга к себе.
Богдан вдруг, как будто раздосадовавшись на свою излишнюю разговорчивость, стал быстро закругляться:
— Ты, гражданин, того… Я тебя, понимаешь, не знаю, кто вы такой и откуда. Наладчик!.. Много там, понимаешь, было наладчиков-монтажников. И все — проездом, проездом. А проездом ведь суть не уловишь. Так только, — он повертел ладошкой с полусогнутыми пальчиками, — макушки-верхушки. Хи-хи да ха-ха, да это дело, — он щелкнул по горлу, — некоторые даже одеколон за милую душу… Кто вот, к примеру, на Васю-то, снаружи мог подумать… А ведь я с ним рядом жил-спал. Кругом ножи-вилки, отвертки разные. Получается, можно сказать, я по лезвию ходил. Под дамокловым мечом. Последнее время проснешься иной раз среди ночи, а он сидит курит, глазами лупает. А чего сидеть, когда спать полагается? Сейчас аж жутко становится… Ладно. А вас вот, извини, не припомню… Не обижайтесь. — Он обернулся и, как показалось, демонстрируя независимость поведения от супруги, обратился к внуку: — Сейчас, внучок, сейчас…