— Я хотел бы покататься на лыжах, — сказал Тобиас, топая ботинками по коврику у двери. — Доброе утро, Гретхен.
— Доброе утро, мальчики.
Для Гретхен мы всегда были мальчиками. Мы всегда будем мальчиками, учитывая, что она гонялась за нами, когда мы были малышами. Гретхен была одним из основных сотрудников «Домов Холидэев», проработав здесь дольше, чем любой другой сотрудник, за исключением папы.
— Доброе утро, Гретхен, — сказал я, устремив взгляд вперед, пока шел по коридору. Я не позволил себе взглянуть вверх, в сторону кабинета Стеллы.
Тобиас исчез в своем кабинете, и я закрыл дверь.
Я не буду открывать ее сегодня. Я останусь в своем кресле и выполню кучу работы, чтобы мне не пришлось работать, пока Мэддокс будет дома. И останусь на своем этаже, пока Стелла работает на своем.
Я поднял глаза к потолку после того, как снял пальто и повесил его на крючок рядом с дверью.
Стелла ахнула, когда я поцеловал ее. Но не поцеловала меня в ответ. Она стояла там, застыв, то ли от шока, то ли от декабрьских холодов. Когда я оторвался от ее восхитительного рта, ее глаза были широко раскрыты, а щеки раскраснелись. Затем, прежде чем я успел что-либо сказать, она легонько оттолкнула меня, развернулась к своей машине и исчезла.
Почему она не поцеловала меня в ответ?
Этот вопрос не давал мне покоя. Это беспокоило меня больше всего. Она была влюблена в меня, когда мы были моложе, но, возможно, переросла это. Может быть, я опоздал, черт возьми.
Я сел за свой стол. Открыл компьютер. И уставился в потолок.
— Стелла. — Мне правда нравилось ее имя — правда это было не то, в чем я планировал признаться в пятницу.
О чем она думала? Понравился ли ей поцелуй? Возненавидела ли она его?
— Черт. — Сегодня работы не будет. Не раньше, чем я проветрюсь. Поэтому я глубоко вздохнул и прошествовал на второй этаж.
Она сидела за своим столом, опершись локтем на стол и подперев подбородок рукой. Другая двигала мышкой. Она, не мигая, смотрела на экран компьютера. Настолько погрузившись в свои мысли, что не услышала, как я прошел по коридору.
— Тук-тук.
Она подпрыгнула от моего голоса, мышь вылетела у нее из рук и перелетела через стол.
— П-привет.
— Могу я войти?
— Конечно. — Она с трудом сглотнула, встала и вытерла ладони о джинсы. Ее длинные светлые волосы сегодня были распущены, локоны вились свободными волнами. На ней был плотный свитер, который подчеркивал ее стройную фигуру. — В чем дело?
Я закрыл за собой дверь, затем подошел к стулу.
— Можно?
— Пожалуйста. — Она тоже села, да так прямо, что я забеспокоился, не упадет ли она с краешка стула.
— Насчет пятницы.
— Нам не обязательно говорить об этом.
— Я должен извиниться перед тобой. — Слова были горькими на вкус.
— Хорошо. — Ее взгляд опустился на стол, и она прикусила нижнюю губу зубами.
— Я перешел черту. Мы работаем вместе, и я не хочу, чтобы ты думала, что я пользуюсь преимуществом.
Она покачала головой, и между ее бровями образовалась складка.
— Я и не думала так.
— Это больше не повторится. — Даже если я хотел поцеловать ее снова каждой клеточкой своего существа.
— Да, это, эм… лучше сохранить профессиональные отношения.
— Правильно. — Гребаные профессиональные отношения. — Эм… как прошли твои выходные?
Светская беседа? Серьезно, Холидэй? Я ненавидел светскую беседу почти так же сильно, как и разговоры о погоде.
— Хорошо. — Она пожала плечами. — Скучно. А твои?
— То же самое.
Воцарилось молчание, тяжелое и непроницаемое. Она смотрела куда угодно, только не на меня. В стену. На клавиатуру. На кофейную кружку с радугой в качестве ручки.
Я извинился. Сделал то, что должен был сделать. Так почему я все еще сидел в кресле?
— Холодно сегодня.
Черт возьми.
— Так и есть. — Пристальный взгляд Стеллы метнулся к моему, затем она отвела его. — Очень холодно.
Проваливай. Встань. Убирайся к черту из этого кабинета.
— Ты идешь на вечеринку?
— Не планировала. Я собиралась пойти с родителями на рождественскую церковную службу, но вчера пришел Гай и попросил меня пойти с ним в качестве пары.
— Ааа. — Я не разговаривал с Гаем с пятницы.
Он звонил один раз в субботу, но я проигнорировал его. В основном потому, что был зол из-за того, что он опозорил Стеллу. И отчасти потому, что не был уверен, смогу ли встретиться с ним лицом к лицу, зная, что перешел черту.