Николай бережно поправил на ней плащ, плотней обнял за плечи.
— Неужели и мне не веришь, Люба?
Но она опять ничего не сказала в ответ.
На конбазе толпились люди. Начальник участка, двое взрывников и кучер с водовозки седлали коней, собираясь на полигон.
Пинчук суетился больше всех.
— Не гоните! Дорога тяжелая… Не затягивай, не затягивай! Там не парад, а стихийное бедствие… Спирт не забудьте! Пригодится. Кто-нибудь обязательно в воду свалится. Там такие канавы… О-хо-хо! Я ж всегда говорю: в тайге без лошади амба! Машина хороша, пока все хорошо…
Люба, увидев, что всем не до нее, не до больной Цыганки, вдруг заплакала.
— Вот так-так, — подошел к ней Пинчук. — Ревем, значит? Воды подбавляем. Вместо того чтоб пойло варить. Я ж тебе объяснял: есть трава целительная. Иди возьми торбочку у меня. Подумаешь, молока сбавила животная! Все обойдется!
— Напугали меня. Говорят, здесь цветки есть на лугах…
— Новость какая! Ну и дальше?
— Ядовитые они…
— Языки здесь есть ядовитые! Буровишь такое. Сказано тебе — затопляй печь и ставь чугун. Травы возьми с горсть, не больше. Домой уж сегодня тебе идти не придется. Мы все — на паводок.
— Я останусь. Только как там Роман?
— Вечером вернусь — доложу, как там твой воюет.
— Дядя Ефим! Может, вам тоже не ходить? У вас же ревматизм!
— Спасибочки, что напомнила, — недовольно буркнул старик. — Сам знаю, где мне быть. Найди лучше мои резиновые скороходы.
Заметив Николая, старик строго вскинул глаза:
— И ты здесь?
— Пришлось Любу проводить. А теперь — на полигон.
— Вот и кстати! Бери лопаты. Вместо на паводок пойдем. Ну, Любава, оставайся за хозяйку, лечи коровушку, а мы пошли воевать с нашим ключиком, чтоб ему пусто было! Ишь, дождь разошелся. Льет как из ведра. Спешить надо.
К полигону их подбросил грузовик, в котором стояло, тесно сгрудясь, человек двадцать. У людей были лопаты, топоры, кайла.
Паводок наступал… Бурно катились горные воды речной поймой, неся торфяные кочки, коряги, сучья. Вода поднимала песок, будоражила гальку, расшатывала огромные валуны, подтачивала стволы одиноких лиственниц, с корнем вырывала кусты зеленого тальника и все это с победным ревом стремительно несла вниз к реке.
Начальник участка проскакал на лошади к старым отвалам. Оттуда надо было начинать руслоотводную канаву. Загремели гусеницы бульдозеров. Там была главная схватка с Отчаянным. Десятки людей швыряли в воду камни и грунт. Люди что-то кричали, но голоса их тонули в шуме потока. Они жестами показывали, что кому надо делать, и каждый быстро понимал друг друга.
Сколько кубов грунта было брошено в поток, никто не знал. Не считал никто. Четыреста мужчин на «Отчаянном». Четыреста пар рук. Четыреста лопат. Казалось, один великан встал грудью против другого, разбушевавшегося великана. Кто — кого?
Николай с двумя какими-то парнями, стоя по колено в воде, насыпал защитный вал. Парни оказались теми самыми кузнецами, которые как-то волочились за Любой по дороге к конбазе. Оба они копали и копали, не разгибаясь, не разговаривая, забыв все свои остроты. Сейчас никому было не до шуток. Вода то здесь, то там прорывала защитную дамбу. Ей преграждали путь — она выискивала его рядом. Неожиданно в одном место рухнул подмытый вал, и широкий поток хлынул к промывочному прибору. Рядом оказался Роман Симонов. Он не дожидался команды. Его трактор стал карабкаться на старый отвал, подминая высокие стебли трав у подножья. На мгновенье все замерли. Это было жутко: казалось, блестящая от дождя огромная машина встала на дыбы и вот-вот опрокинется. С откоса то и дело срывались и падали в сумасшедшую воду крупные камни. Не было слышно шума мотора, и поэтому страшный, крутой подъем был как кадр из фильма, где на время пропал звук. На темной вершине откоса булыжники будто сами ложились под нож бульдозера: Романа не было видно. Казалось, машина, как разумное существо, сама по себе выбирает плитняк покрупнее, сбрасывает его, а он, падая, увлекает за собой лавину песка и щебня. Каменный поток грохотал так, что перекрывал шум воды.
И стихия отступила.
Машина Симонова спускалась с отвала медленно, осторожно. Все бульдозеристы высунулись из кабин и с тревогой наблюдали за спуском, каждую минуту готовые прийти на помощь…
Но Симонов отлично знал свою машину и уверенно вел ее по откосу. Через несколько минут Роман стоял у подножья отвала и говорил с недоумением, поглядывая вверх:
— И как я туда, лисий нос, забрался. Сам не знаю! Крутизна ж! Вот скажи сейчас — ни за что б не залезть. И машине каюк и себе гроб с музыкой…