— Так мне больше нравится. Но «касатик»? Что это?
— Небольшая симпатичная птичка мужского рода. — Их Высочество опять чуть не подавились. — Так положено говорить по ритуалу, не отвлекайтесь, Кайлеан Георгиевич.
…Он съел всё, включая хлеб, и выскреб дочиста мисочку из-под сметаны.
— А теперь спать.
Кайлеан глядел перед собой осоловелыми глазами, но всё ещё пытался управлять событиями:
— Надо найти вам комнату.
— Не надо. Я буду спать здесь, на диване. Тут есть подушки, дайте мне чем накрыться и ступайте к себе.
— У меня нет сил препираться. Ваш ритуальный борщ что-то со мной сделал. — С этими словами Кайлеан дошёл до дивана и упал на него как подрубленное дерево. Мною, конечно, был произнесён пламенный призыв поменяться местами, но я и сама понимала, что речь запоздала. Поэтому пошла в тёмную роскошную спальню, стянула с кровати тяжеленное чёрно-золотое покрывало, сгребла его в охапку, вернулась и укрыла Кайлеана. Он не пошевелился.
Я долго смотрела на него, а потом, не удержавшись (один разочек, и больше никогда!), воспользовалась случаем: тихонько провела рукой по тёмным волосам… жёсткие… наверное, правду говорят: какие волосы, такой и характер… Потом — ещё один разочек, самый-самый последний, — прикоснулась к прохладной щеке.
— Даня… — не просыпаясь, пробормотал Кайлеан.
Я вздохнула и убрала руку.
— Спокойной ночи, Ваше Высочество.
— О-о-о-о-о… — услыхала я ещё один вздох — дружный и сентиментальный, донёсся он сверху. Огоньки опять сгрудились в нижней части своей клетки.
— Вуайеристы! — с укоризной сказала я им. — Кино себе нашли… Вы лучше свет выключите чуть позже. Я ведь щёлкать пальцами не умею.
Наверное, так они и сделали, но в памяти этого не осталось — кажется, я тоже заснула, ещё не добравшись до кровати. Так закончился мой первый день в Эрмитании, не самый странный день, проведённый в королевстве Кайлеана.
Утром я приоткрыла глаза и в полумраке вместо белого потолка увидала над собой красновато-пурпурное облако. Не сразу стало понятно, что это такое. Некоторое время я бездумно таращилась вверх, захваченная в плен неожиданным буйством цвета. Потом, потихоньку придя в себя, из-под ресниц оглядела спальню: тёмно-фиолетовый муар стен, переливчатые узоры сливово-золотистых штор, из-за которых слабо пробивался дневной свет…
Прислушалась — было тихо.
Наверное, вымотанный Кайлеан ещё спал, значит, и мне можно было не торопиться покидать королевское ложе. Всё-таки имелось нечто привлекательное в этих необъятных просторах, где можно разлечься хоть так, хоть эдак, хоть морской звездой, и место всё равно ещё останется. Сладко потянувшись на атласных простынях, я решила подремать ещё немного. Повернулась на бок и встретилась взглядом с самой собой. И тут же заметила вчерашний пакет: он стоял на полу, прислонённый к зеркалу.
Спать сразу расхотелось.
Раньше мне казалось, что я равнодушна к одежде и всему предпочту неброское удобство. Но жгучее любопытство, вспыхнувшее при виде пакета, показало, что теперь это не так, слишком много времени было проведено в безобразных чужих обносках.
…В пакете обнаружилось множество других пакетиков и коробочек, и первым, что привело меня в состояние, близкое к экстазу, было нижнее бельё, целых три комплекта — чёрного, белого и бледно-голубого цвета. К счастью, по типу оно практически не отличалось от нашего (признаться, я почему-то неясно опасалась чего-то в стиле Луи Шестнадцатого, с корсетом, шнуровкой и панталонами до колен). Разница имелась, но выражалась она в том, что никогда в жизни у меня не было такой роскоши. Нет, прежнее моё бельё всегда покупалось в приличных магазинах, и я даже считала его красивым, но это раньше. Конечно же, оно не шло ни в какое сравнение с тем, что я обнаружила в кайлеановском пакете.
Ткань и кружева были тонкими, невесомыми, шелковистыми и вместе с тем прочными — я недоверчиво потянула изделия на разрыв. Фантастические растения кружевных вставок соприкасались лишь кончиками лепестков, краешками листьев, тонкими закрученными усиками, но соединения оказались на редкость прочными. Тончайшими были и чулки, лежавшие на ладони туманной дымкой. Когда же я открыла самую большую коробку, то даже приоткрыла рот от удивления — всё пространство занимала немыслимой красоты роза, сложенная из сияющей ткани того чудесного оттенка, который приближается к тёмно-голубому, и всё же остаётся синим. Я осторожно вынула розу из коробки — слегка сомневаясь, правильно ли поступаю, — и она распалась, обернувшись длинным воздушным платьем, не смятым ничуть.