Я шла, не оборачиваясь, но ощущала холодное дыхание-дуновение на своём затылке, а когда показалась гора упаковок, за спиной раздался удивлённый посвист.
— Вот это да-а-а… — произнесла Дрю уже своим нормальным голосом. — Сколько шмотья!
— Э-э-э… да, одежды много, — согласилась я, обозревая поле предстоящей битвы за порядок. — С той стороны ещё столько же. Поэтому я и просила помочь. К тому же ваша эрмитанская жизнь для меня — тёмный лес. Надеюсь, ты просветишь меня в некоторых вопросах.
— Надейтесь, — сказала Дрю.
Она подлетела к шкафу, распахнула все его двери, сняла со штанги вешалку и достала из ближайшего пакета нечто, похожее на объёмистый сгусток серого тумана. В ловких руках Дрю туманное нечто превратилось в нечто длинное и тут же очутилось на вешалке, а вешалка отправилась в шкаф. Всё произошло с такой скоростью, что я запоздало воскликнула «Стой!», когда Дрю уже извлекала из другого пакета следующую одёжку — напротив, блистающую всеми цветами радуги.
Дрю остановилась и вопрошающе взглянула.
— Ой, а что это там было? То, первое, серенькое такое. Можно поглядеть?
— Да пожалуйста. Но эдак, с поглядками, до вечера не управимся. — Она вернулась ко мне с серым платьем, и я бережно приняла в руки невесомую материю — дым, туман, небо над Финским заливом….
— Ну и пусть, — сказала я. — Мне тут ещё три месяца сидеть. Днём больше, днём меньше, всё равно разберём когда-нибудь. Просто я никогда не видела ничего подобного… надо мерить!
— Тогда подождите, тут ещё и шляпа к нему имеется.
…Я поглядывала в зеркало слегка смущённо. Такие широкие поля у шляпы я видела только на картинках — сзади они почти ложились на лопатки. Но смущало не это. Дымчато-серые складки держались на плечах просто чудом, а декольте было — ну просто на грани. Равно как и вырез на спине. Вообще, всё выглядело так, будто на меня просто накинули отрез ткани, небрежно задрапировали, кое-где так же небрежно скололи невидимыми булавками и — совершенно ненароком, практически волею случая — получился идеальный наряд. Но стоит только шевельнуться — волшебство исчезнет, ткань соскользнёт вниз, и я останусь в одной шляпе… учитывая ранние казусы, я была уверена, что именно так и произойдёт.
— К глазам очень хорошо, — одобрила Дрю. — Хотя кто при таком фасоне на ваши глаза будет смотреть — не знаю…
— А оно не упадёт?
— Вы походите, — посоветовала Дрю, — можете даже попрыгать. Всё будет держаться, вот увидите.
Прыгать я не стала, но, пройдясь вдоль зеркал осмелела настолько, что даже покружилась. Драпировка колыхалась, но её положение оставалось неизменным — ничего никуда не спадало, в стороны не съезжало, нараспашку не распахивалось.
— Действительно, вроде всё должно развалиться, а держится, — сказала я. — Потрясающе. Поэзия, а не платье. Просто навевает… — я прочла: — Серые глаза — рассвет, пароходная сирена, дождь, разлука, серый след за винтом бегущей пены… Но ты это платье повесь в тот, правый шкаф. Я его носить не буду. Слишком… — я поискала слова, — провоцирующее. Цвет такой сдержанный, целомудренный, а покрой — наоборот… Опасное сочетание.
— Так это же то, что вам нужно, — убеждённо сказала Дрю. — У вас через три месяца договор заканчивается? Так вы эту опасную поэзию вечерком оденьте — без шляпы, конечно, и перед принцем туда-сюда пройдитесь, он точно договор продлит. Хотя… — она задумалась, — понятно, что и так продлит. Какие три месяца… Он на вас так смотрит, когда вы не видите…
Я постояла, подумала.
— Может, давай на «ты»?
В зеркале отразилось, как Дрю вздрогнула.
— Нет уж. Его Высочество особо подчеркнул — к вам надо обращаться уважительно — «леди Данимира» и на «вы».
Как Кайлеан Георгиевич умеет «особо подчёркивать» — это я хорошо представляла.
— Но в отсутствии Его Высочества мы можем нормально общаться.
— Нетушки. А вдруг я забуду и при нём «ты» скажу? Это с вами он носится. А мне мало не покажется.
На это мне нечего было возразить. Я сама была такая. Непременно оговорилась бы.
— А что за договор? — спросила я после паузы, как бы между прочим.
— Обычный, кровью подписанный. Насчёт того, чтобы всё забыть.
— Так. Дрю, бросай всё, иди сюда. — Я прошла и села в кресло у окна. Когда Дрю подлетела, я указала ей на кресло напротив. — Садись.
— Мне-то зачем?
— Садись.
Дрю закатила глаза, но мягкую посадку в кресло изобразила.