Но тут Кайлеан неожиданно обхватил меня за плечи и притянул к себе, дав точку опоры. Я с облегчением привалилась к нему, потому что ноги меня не держали.
Тьма стала рассеиваться. Очутившись под крылышком у Кайлеана Георгиевича, я почувствовала себя в относительной безопасности. Некое соображение подсказывало, что извлечь меня из-под этого крылышка против воли вряд ли у кого получится.
— Спасибо, Кайлеан Георгиевич, — с благодарностью сказала я. — Что-то я совсем расклеилась… Не хочу на него смотреть.
— Дышите, Данимира Андреевна, — сказал Кайлеан, — дышите глубже. Через это придётся пройти.
Вот так, послушно глотая воздух как рыба, вытащенная на берег, я вновь встретилась лицом к лицу с улыбающимся Мартином, злым гением моей прошлой жизни.
…Золотистые волосы аккуратно собраны в хвост, очки в тонкой оправе, голубые джинсы и белая рубашка с непривычной шнуровкой на груди… Он был очень мил — ещё даже более мил, чем тогда, когда мы встретились в Смольном институте, — улыбался застенчивей и чуть сутулился… славный интеллигентный книжный мальчик в очках…
— Он? — спросил Кайлеан.
Я сглотнула и молча кивнула.
— Ч-чёрт! — сказал Кайлеан с удивлением. — Чёрт-чёрт-чёрт! Я же его видел! Он меня обслуживал несколько раз, книги приносил… ничего особенного, обычный книжный червяк…
Мы с хранителем синхронно раскашлялись, потом я через силу я заговорила:
— Это Мартин, но что-то с ним не то… Что-то неуловимое… В Питере он по-другому выглядел. Там он больше на себя настоящего был похож… мне кажется. Он уверенный такой был… победитель… охотник… А здесь характер не тот.
— Я его видел, — продолжал хмуриться Кайлеан, — и ровным счётом ничего не почувствовал… Ни маскировки, ни уровня магии…
Хранитель тревожно переводил взгляд с меня на Кайлеана и обратно.
— Что не так с Мортеном? Он же прошёл все мыслимые проверки и предоставил нужные рекомендации. Сюда кого попало не берут.
— Сейчас я отправлю леди Данимиру домой, и мы с вами выясним, что не так с Мортеном. Идите в архив и велите, чтоб нашли его дело, присоединюсь к вам скоро. Впрочем, не удивляйтесь, если дело не найдётся.
Хранитель поклонился и взмахом руки разрушил изображение Мартина-Мортена — зрелище доставило мне мимолётное, но острое удовольствие. У меня будто камень с души упал, и в голове окончательно прояснилось. Затем мастер Аттиус вдруг начал стремительно уменьшаться, обращаясь в изящного белого зверька. Через секунду на паркете перед нами стоял столбиком горностай — совсем как настоящий, только глаза у него были зелёными.
— Идите, идите, мастер, — сказал Кайлеан, — сейчас не до церемоний.
Горностай кивнул, опустился, белоснежной молнией скользнул вдоль стеллажей, а затем расплющился и просочился под плинтус. Во всяком случае, так это выглядело.
Как только мастер Аттиус ушёл, я вывернулась из кайлеановского объятия — чтобы он, пользуясь нашим соприкосновением, не отконвоировал меня домой.
— Я не хочу в Башню.
— Не будьте ребёнком! Вы хоть представляете, что за магический уровень у этого типа, если он сумел провернуть такую авантюру?
— Но теперь вы же всё быстро выясните, раз он из Эрмитании?
— Чёрта с два он из Эрмитании, — хмуро вымолвил Кайлеан. — Подите сюда и дайте мне руку.
Я немедленно переместилась за ближайший стеллаж и, глядя на Кайлеана в щель поверх книг, обвиняюще сказала:
— Ага! Значит вы что-то знаете — а мне не говорите!
— «Знать» и «подозревать» — это разные вещи. — Он подошёл, нагнулся и взглянул на меня с той стороны. — Данимира Андреевна, вы собираетесь бегать от меня по всей библиотеке?
— Может, и собираюсь, — сказала я, надувшись. — А вы — долго собираетесь держать меня в неведении? Сами говорите «не будьте ребёнком, не будьте ребёнком», а относитесь как дитятку малому. Если не хуже. Всё жду, когда вы рявкнете: «Страшила, домой!»
В узком пространстве виднелись только его глаза, но судя по тому, что возле глаз появились морщинки, он улыбнулся.
— Эх, как мне нравилось, когда вы были кошкой… — мечтательно произнёс Кайлеан Георгиевич. — За шкирку — и в дом…
Я фыркнула.
— Не фантазируйте. За шкирку вы меня брали лишь единожды, и как раз тогда, когда выдворяли наружу. А я думала: «Ничего-ничего, отольются кошкины слёзки, настанет день, когда он будет умолять меня вернуться домой!» И вот, — горделиво произнесла я, — этот день настал.