Лестница вывела Оливию и Ингерн в огромный, мрачный зал. Высокий потолок подпирали два ряда массивных колонн из грубо обтесанного камня, у стен жались друг к дружке древние изваяния героев и их королей с занесенными над головами мечами, длиной в человеческий рост. Вздыбленные кони в противоположном конце зала сторожили окованные железом врата, а каменные стражи с копьями несли вечный дозор на возвышении, у высеченного из мрамора трона, что расположился в центре зала. Оливии он показался ничуть не меньше Тронного.
Об этом месте ей часто рассказывала матушка перед сном, поэтому принцессе хватило света от единственного факела, чтобы увидеть белоснежный мраморный престол, позолоченные шлемы гвардейцев и голубые сапфиры на месте яблок из каменных мечей, ониксовые глаза скакунов, взвившихся на дыбы и прекрасные гобелены, повествовавшие о самых великих сражениях во времена завоевания Трех Островов. Истории о прекрасном подземном чертоге оттиском королевской печати сохранились в памяти Оливии, но в действительности все было не так радужно: мрамор поблек, растрескался и сделался пристанищем для пауков, драгоценные камни давно растащили стражники, а статуи королей, чьи имена принцесса знала с младенчества, превратились в руины.
- Жуткое место, правда? - произнесла Ингерн, осветив факелом пустые глазницы стража.
- Этот чертог велел построить внук Нормана Завоевателя, - пояснила Оливия. - Думал, что после смерти вернется и будет править призраками умерших воинов, недостойных участия в вечной битве с легионами Шаала.
- Разве могут быть недостойные? - удивилась Ингерн. - Я думала, что души всех рыцарей могут сражаться за богов.
- Нет, некоторые бродят среди живых и иногда приходят по ночам к непослушным девушкам. Об этом Слепая Гунна разве тебе не рассказывала?
Ингерн усмехнулась.
- Мы сейчас должны быть под Тронным залом, - заметила она и направилась к широкому сводчатому проходу, затянутому мраком.
Так ли это, подумала Оливия. Подземелье королевского замка многократно перестраивалось. Короли сменяли друг друга на троне, как деревья листву, и каждый вносил свою лепту в обустройство дворца: кто-то строил потайные ходы, уводившие из города в безопасное место; кто-то расширял темницы и грезил пыточными камерами на нижних уровнях; кто-то сносил древние башни и возводил на их месте новые. Город не раз подвергался осаде неприятелем, и стены замка рушились под натиском снарядов катапульт и требюшетов.
- Давай вернемся, - предложила Оливия, но, видимо, слишком поздно.
В конце широкого коридора, из приоткрытой двери лился тусклый оранжевый свет. Первой его увидела Ингерн и завопила от восторга.
- Я же говорила, что комната где-то здесь! А ты мне не верила.
Разубеждать дочь королевского советника Оливия не стала. На мгновение ей даже показалось, что Ингерн подшучивает над ней, но когда они оказались внутри широкой комнаты, освещенной дюжиной сальных свечей и заваленной пожелтевшими свитками, книгами в растрескавшихся кожаных обложках, плошками с непонятным содержимым и высокими глиняными кувшинами, принцесса едва не поверила в россказни Слепой Гунны.
- Комната первого из мейгунов, - уверено заявила Ингерн, пристроив факел в кольцо, пришпиленное к стене.
- Глупости, - произнесла принцесса, но трогать ничего не решилась. - Не слишком-то она и тайная. И кто зажег свечи?
- Какая разница, - непринужденно ответила Ингерн, листая тонкую книгу. - Комнату могли найти много лет назад, но никто ведь не знает, что за тайны она хранит.
Оливия улыбнулась наивности своей спутницы и осторожно стянула с полки свиток, туго стянутый красным лоскутом ткани. Пергамент пожелтел от времени и грозил рассыпаться в руках принцессы. Она аккуратно развернула свиток, но прочитать написанное не смогла. Кое-где чернила выцвели и превратились в пыль, а сохранившиеся слова походили на несвязный набор букв.
- Интересно, - сказала Оливия, - на каком языке написаны все эти труды.
- На древнем языке основателей Дории, - ответил хриплый старческий голос.
Обернувшись, принцесса увидела в дверях верховного мейгуна, согбенного старика, облаченного в серые одежды. Он словно соткался из тьмы. Испещренное морщинами лицо замерло в выражении томительной тоски. Окладистая белая борода доставала до самого пояса, сердитый взгляд бесцветных глаз был устремлен на Оливию.
- Все эти книги писались века назад, - продолжил мейгун. В руках он держал лампу. - В этой комнате собраны труды многих ученых мужей, умерших задолго до рождения Нормана Завоевателя. Написаны они на языке древних народов, некогда населявших материк. Сейчас мало кто сможет прочесть их, потому как язык считается мертвым.