– Твои поступки глупы, – она подала тихий голос из темного угла, – сам потащил сюда, сам потребовал убегать, сейчас пытаешься сострадать. Ты сам понимаешь, что делаешь? – Тола испугалась своей решительности, – театр больше ни к чему, раскрывай свое истинное лицо.
– Не понимаю, принцесса, – он повернулся к ней, но быстро опустил глаза, – ты сама прекрасно знаешь, кто я и на что способен. Убийца, исполняю месть чужих людей своими руками, ненавидящий весь мир гнилой человек. У меня есть причины ненавидеть мир, но я не смогу рассказать о них. Ты – мой заказ. Я впервые пожалел, что выполнил работу.
– На что ты согласился сейчас? – она попыталась напрячься, унимая дрожь во всем теле.
– Это не важно, я найду способ сорвать эту задумку. Знобит?
Тола молча кивнула. Тело било мелкой дрожью, спина будто прижималась к раскаленной печи, а голова разрывалась изнутри. Наемник не сдвигался с места, внимательно рассматривая ее. Тусклый свет не мешал ему видеть бледную кожу девушки, а расстояние – чувствовать жар. Его тело было привыкшим к таким условиям, Тола же была слишком нежна для них.
– Есть время рассказать, откуда такое знание истории, – она отвлекла его от изучения своих чувств, – мы застряли тут надолго.
– Времени нет, пока что. Кто-то идет.
Тола прислушалась, но так и не смогла услышать шаги. Шарон же слышал шаги четверых и тихий металлический скрип. Они не внушали доверия, это был звук связки ключей с чем-то ещё.
– Черт, – он уловил запах дыма и тепло, бросаясь к девушке, – что бы они не задумали, не строй из себя героиню, не давай ему потешиться твоим стержнем и сопротивлением.
Тола не ответила, не отрывая взгляд от приблизившегося наемника. Он перестал её пугать, вызывая интерес. В голове не укладывалось, как на пути он стал её разворачивать, хотелось верить ему и сейчас, хоть и было страшно. Шарон осторожно притянул к себе опешившую принцессу, спиной поворачиваясь к двери. Горячая кожа обжигала его руки, но её дрожь унималась. Внутренний голос проклинал его за совершенные решения, но тело расслаблялось от того, как прижимается к его груди девушка. В руках зверя она позволила себе ненадолго расслабиться, отгоняя мысли о его прежних поступках. Сейчас рядом был только он, и ему по силам хоть немного ослабить ее боль.
Едва распахнулась тяжелая дверь, Шарон как можно сильнее прижал к себе принцессу. Он спиной чувствовал сильный жар, исходящий от дверей, а на груди нарастающую дрожь. В носу появился запах дыма.
– Что у них? – Тола чуть приподняла голову, пытаясь взглянуть на наемника.
Шарон повернулся, рассматривая, с чем пожаловали гости. Стражник осторожно поставил на пол котелок с углями, вставив в него железный прут с утолщением. Позади него, в дверях, стояли двое стражников и Истен. Легкая, но безумная улыбка пробудила в наемнике злость, но, видимо, именно этого ожидал король.
– Каленый металл, – Шарон чуть ослабил объятья, опуская глаза, – оно тебе надо, Истен? Я согласился, угомонись, она ни при чем.
– Получу результат, тогда и успокоюсь, – король кивнул стражникам, проходя внутрь камеры, – отпусти её сам, если не желаешь ей ещё больше боли.
Шарон отпустил Толу, но не отстранился. Он проклинал себя, одновременно вторя клятву, что вытащит её. Но сейчас просто смотрел, как два стражника оттаскивают её в другой угол, как застегивают на тонких запястьях железные браслеты на длинных цепях. Она не сопротивлялась, из-под опущенных ресниц тонкими полосами текли слезы. Губы шептали молитву Жизни, как последний крик о помощи, пока её уже скованные руки плотно прижимали к телу за спиной. Шарон до скрипа сжал зубы, растирая в ладонях сухую солому. Котелок понесли к принцессе, выдергивая оттуда прут. На конце его ярко горел странный знак, накаляя воздух вокруг себя. Наемник закрыл глаза, стыдясь собственного страха.
– Нет, нет, – Тола распахнула глаза, почуяв рядом с собой жар.
Звонкий голос залил небольшую камеру, она срывалась, но продолжала кричать. Что было сил, она пыталась вырваться, пока раскаленный металл приближался к оголенному плечу. Тонкий шнурок лопнул от жара, кольцо с шеи звонко ударилось об пол. Шарон не мог себе позволить открыть глаза, вслушиваясь в отчаянный крик. В воздухе повис запах опаленных волос, когда клеймо коснулось длинных прядей, и тошнотворный в таких обстоятельствах – мяса.