Тяжелые шаги за дверью приблизились и резко остановились. Тола замерла, зажав в руке толстый хвост. Приблизиться к двери хотелось, но было слишком боязно.
– Десорт, – голос Марка прозвенел за толстыми дверьми, – зайди в кабинет, – одна створка чуть приоткрылась, показывая короля с каменным лицом, – ты была в подвалах.
Голос его звучал твердо, взгляд проходил сквозь девушку. Не миновал ее разговор с отцом. Марк тем временем прошел глубже в комнату и присел на мягкое кресло, что стояло у окна. Он молча смотрел на дочь, на лице не читались эмоции.
– Зачем ты зашла туда? Тебя же останавливали, – он чуть подался вперед, смотря на дочь в отражении, – хоть ты и королевских кровей, но абсолютной свободы у тебя даже в этих стенах нет.
– Мне было интересно, как может выглядеть такой зверь, – Тола опустила глаза. Сочинять причину было бы не лучшим вариантом, все равно не поверит.
– Ты же даже без маски не видела его, – девушка опешила от тихой речи отца, – тебя бесполезно переубеждать. Ты все равно будешь делать что хочешь, только ещё сильнее обидишься. Гуляй вольно до своего отбытия, – он поднялся на ноги, отворачиваясь от дочери, – потом ты покинешь Лотар. Надолго.
– Замуж выдаешь в такое время?
– Нет, слишком дорого во время войны. Тебя нужно отвезти подальше, сопровождающий отряд почти готов, – Марк направился к выходу, – возьмешь все самое нужное, в дорогу налегке. Оттуда после войны, в любом исходе, ты поедешь на свадьбу.
– Даже не станешь провожать? – бросила в спину девушка.
– Зачем? Я сыновей на войну отправляю, дочь же сюда не вернется, обеспечив нам выгоду, – Марк пожал плечами, схватившись за ручку двери, – их жизнь ценнее для государства и для меня, без этой свадьбы мы ничего не потеряем.
Глава 3
Темницы Лотара были удивительно тихими. Никто не кричал, не выл и не умолял охранников. Спокойное место, чтоб задуматься о поступках. Многим помогало. Зверей же, подобных Клейму, запирали подальше, в глухих камерах с толстыми дверьми, им тишина разума не давала, лишний раз раздражая и в итоге сводя с ума. Лишь собственное дыхание и стук сердца нарушали гробовую тишину.
Шарона же, все-таки, перетащили в открытые камеры, с решеткой вместо одной стены. Стражники расслабленно разговаривали у дверей, их слова здесь были не различимы. Да и незачем они наемнику. Перед глазами были красные круги, открывать их совсем не хотелось. Если и дальше так будут выбивать согласие на заказ – выполнять его будет некому. Собственное ощущение безысходности делало каждый удар в несколько раз больнее, а находить в себе силы надоело. Старая все не торопилась его забирать, сколько он не звал её в своей голове, а внешние звуки начинали раздражать, заставляя проклинать саму Смерть между молитвами к ней же.
Вяло пошевелив рукой, он невольно вздрогнул от лязга цепи. Чувствительность медленно возвращалась в тело, стали ощутимы оковы на руках, чуть растёртые запястья внезапно начали гореть огнем, а на голове, наконец, был не мешок, а капюшон от накидки, и привычная маска была на месте. Шарон дотронулся до предплечья, которое ещё ныло от стрелы, затем проверил клейма, что, как и раньше, вызвали отвращение, ощущаясь, как уродливые шрамы. Они продолжали болеть, сейчас эта боль впервые ощущалась, накладываясь на новую. Каждый знак, их четкие контуры, как ожоги рвали кожу, вырываясь наружу.
Десять ударов плетью поверх незаживших увечий морально разбили мужчину. В душе умерло желание сбежать или убить стражников, хотя физически он способен на это даже без оружия. Три спавших клейма открыли три силы – власть над чувствами, морозом и растениями. Хотя с последним выходили только цветы вместо грозных хищных кустов. Ни одно из них теперь не внушало наемнику веры в успешный побег как можно дальше от двух королевств. Опасный убийца слишком быстро сломался.
Осторожные, почти не слышные шаги Шарон все же уловил, невольно поворачиваясь в сторону коридора. Глаза пришлось открыть, но бронзовые лучи солнца из окошка под потолком не давали разглядеть что вокруг, пеленой закрывая картину впереди, подсвечивая взвешенную в воздухе пыль.
– Сгинь, кем бы не был, – он снова прикрыл глаза, разглядев освещенный силуэт, и тень за ним, – тошно от зрителей.