Видимо, кто-то дал ей дельный совет, поскольку без постановления суда во Флориде у агентства в Южной Каролине были связаны руки. Только вот Адель не знала – я сама обнаружила этот факт гораздо позже, – что во Флориде никто не потрудился получить распоряжение суда на наш перевод к родственникам. Теперь им следовало придумать, как забрать нас обратно, если ни один судья не давал разрешения на наш переезд в Южную Каролину.
На психологическую экспертизу Адель отправилась вместе со мной. Я раскрашивала картинки, сидя в комнате ожидания, когда меня позвали в кабинет. Похвалив мой рисунок, психолог спросила:
– Как ты думаешь, что сейчас беспокоит твою тетю Адель?
Я откинулась на спинку стула, положила ноги на кофейный столик и вздохнула.
– В отделе опеки хотят отправить меня назад во Флориду, но мне не очень-то хочется.
– А что ты думаешь про маму и про Дасти?
Отведя взгляд, я ответила:
– Вообще-то, они хорошие, просто мама что-то натворила, и меня забрали в другую семью ради моего блага.
По просьбе психолога я выполнила несколько тестов.
– Результаты гораздо выше среднего, – прокомментировала она и стала показывать мне картинки, одну за другой, попросив их описать. Я придумала коротенькие истории о призраках, ведьмах, пожирающих людей, и монстрах, глотающих родителей заживо.
– На удивление сообразительный ребенок, – подытожила психолог. Адель просияла. – Речевое и когнитивное развитие гораздо выше нормы.
Затем она понизила голос и прошептала что-то насчет повышенной тревожности.
На этом разговоры о нашем переводе закончились, но юристы из Флориды по-прежнему размышляли, как бы повернуть дело так, чтобы выходило, будто мы с самого начала находились в Южной Каролине на законном основании. В конце концов они подали ходатайство на наш перевод к деду, словно никакого переезда и в помине не было. Мы уже пять месяцев жили в Южной Каролине, когда судья поставил свою подпись под этим документом.
В январе и марте нас навещал Дасти, и каждый раз он привозил нам игрушки, сладости и одежду. Меня очаровал ворох красивых платьев, каждое в отдельном прозрачном пакетике, как вещи из химчистки. Он усаживал меня к себе на колени, и мы весело распевали, но Люк – который совсем не помнил отца – его дичился. Третье свидание было в апреле. Прождав полтора часа, Адель, и на дух не переносившая «шайку Гроверов», скомандовала, что пора домой. Однако Дасти все-таки приехал: я знаю точно, потому что спустя пару дней мисс Уиллис передала нам его подарки.
С той поры у меня осталось множество фотографий. На них мы с Люком в новых пижамах, в ванне с пеной, в обнимку с собакой, чья голова раза в два больше головы Люка… Остались фотографии, где мы устраиваем пикник в парке, где на нас с Люком очередные обновки и где мы плескаемся в детском надувном бассейне. И на всех снимках мы улыбаемся. С тем периодом связаны лишь теплые воспоминания, несмотря на причины, по которым нашему счастью не суждено было длиться вечно.
Люка оставили дома, а я вместе с тетей Лианной, ее приятелем и его дочерью Саванной, моей сверстницей, отправилась на пляж. Мы строили песочные замки, убегали от прибоя, катались на карусели, детском поезде и машинках. Затем мы с Саванной натянули одинаковые длинные футболки и уснули в двуспальной кровати вместе со своими куклами.
Адель затеяла грандиозный праздник в честь трехлетия Люка: испекла торт, повсюду развесила воздушные шары и смастерила забавные шляпки для нас и гостей.
– А почему мы не праздновали мой день рождения? – надулась я.
– Вы ведь тогда только приехали. – Адель и словом не обмолвилась про арест дедули накануне моего пятого дня рождения. – Но когда тебе будет шесть, ты сможешь пригласить подружек из школы.
В середине лета нас вновь посетила Ава Уиллис.
– В выписке из центра психического здоровья говорится, что Эшли к вам привязалась и весьма неплохо адаптировалась. – Она помедлила. – А как обстоят дела у вас с Сэмом?
Адель признала, что временами дедуля на нее покрикивает.
– Не беспокойтесь, он и пальцем не тронет ни меня, ни детей.
– Трудно вам приходится, – посочувствовала ей мисс Уиллис.
– Да, порой я думаю, не уйти ли, но тогда детей мне не видать, ведь я им никто, верно?
– Почему? Если вы станете их приемной матерью…
В комнату вбежал Люк с криком «Мама!» и влез к Адели на колени. Она поцеловала его макушку, а он соскользнул на пол, забрался под стол и принялся хрюкать, как поросенок.
– Давно он зовет вас мамой? – спросила мисс Уиллис.
– Чуть ли не с первых дней. Больше он никого не помнит, бедняжка.
– А Эшли?
– Как-то раз я одернула ее, мол, слушайся мамочку, – усмехнулась Адель. – Так она показала мне язык и заявила: «Ты мне не мама!» Хотя я люблю их, как родных…