Хагены едва ли не с порога потребовали, чтобы я называла их «мама» и «папа». Я упиралась, как могла. Адель приучила меня обращаться к взрослым «сэр» и «мэм», и я произносила «мэм» нараспев, так что получалось похоже на «мам». Миссис Хаген осталась довольна. Когда они с мужем отчитывали меня, то принимали мой взгляд в пустоту за раскаяние и, должно быть, чувствовали себя великими воспитателями. Я притворялась, будто внимаю каждому их слову, затем обещала, что больше не буду, и наказание отменялось. К тому времени я уже поняла, что с приемными родителями лучше не портить отношений, иначе последствия будут преследовать тебя, как запах от приставших к обуви собачьих какашек.
Дом Хагенов оказался совершенно роскошным: четыре спальни, два санузла и просторная светлая гостиная. На заднем дворе был бассейн – не какая-нибудь надувная дешевка, а самый настоящий бассейн, а за ним площадка для игры в баскетбол с натяжной теннисной сеткой. Хотя в доме жило девять человек, тесноты не ощущалось. Одну спальню занимала родная дочь Хагенов, в двух других спали пять приемных девочек в возрасте от десяти до четырнадцати. Я развернула спальный мешок с ангелочками, усадила на полку Кэти и Лили, спрятала вьетнамки в шкафчик и улеглась на свою новую кровать. У постельного белья оказался не такой свежий запах, как у простыней миссис Поттс, высушенных под палящим солнцем.
В компании с другими девочками было и вправду неплохо. Мы красили ногти лаком, делали друг другу прически, наряжались принцессами – все эти девчачьи штучки пришлись мне по душе. Я выдумала себе принца и назвала его Джонатан Родригес. Он был похож на повзрослевшего Фернандо и носил голубую военную форму, отделанную золотым галуном. В один прекрасный день принц примчится на белом коне, и мы поскачем в его королевство, где всегда безоблачное небо.
Начальная школа в Сеффнере была забита битком. Мою учительницу звали мисс Порт: забавное совпадение, поскольку ее классная комната размещалась в передвижном – «портативном» – домике.
В первый день учебы миссис Хаген высадила меня из машины со словами:
– Запомни, где твой класс: теперь тебя не будут водить за ручку.
– Запомню, – бодрясь, ответила я.
Стоило мне отвернуться, как миссис Хаген и след простыл. Вокруг родители обнимали на прощанье своих детей, а я стояла совсем одна. Отчаянно грызя ноготь большого пальца, я сделала первый шаг по железной лестнице, затем другой, третий…
– Ты, наверное, Эшли Родс, – заулыбалась мисс Порт. Она попросила нас сделать из бумаги таблички и написать на них наши имена. – Рисуйте так, как вам нравится.
Я написала свое имя крупными округлыми буквами. Затем каждый вставал, показывал классу рисунок и называл свое имя. Когда настала моя очередь показывать, что у меня вышло, мне громко зааплодировали.
В школе было интересно, но я отчаянно завидовала детям, которых родители приводили в класс за ручку и встречали после уроков. Я ездила в школу на велосипеде вместе со старшими приемными девочками. По утрам на Кингсвей-роуд меня то и дело обгоняли машины, и подниматься в гору, изо всех сил крутя педали, было жутковато, зато катиться вниз – одно удовольствие.
В день, когда в школе делали групповые фотографии, я надела самое нарядное платье с юбкой на жестком каркасе. Взобравшись на велосипед, я подобрала жесткий каркас под себя, чтобы подол не запачкался о велосипедную цепь, однако юбка задралась вверх, полностью загородив мне обзор, да еще вдобавок выставив на всеобщее обозрение мое нижнее белье. Тогда я прижала каркас к раме, но юбка задралась сзади, явив еще более печальное зрелище. В отчаянии я пошла пешком, ведя велосипед рядом. Мало того, что я опоздала: подол платья оказался весь заляпан грязью.
Когда я понуро зашла в класс, мисс Порт, взглянув на мое заплаканное лицо, не стала мне выговаривать за опоздание, а просто спросила:
– Что случилось, Эшли?
– Велосипед…
– Ты ушиблась? – спросила она, решив, что я упала.
– Нет, но платье все в грязи! – И я в голос зарыдала.
– Солнышко, на фотографии юбку не будет видно, а пятна отстираются, – утешила меня мисс Порт и отправила умываться.
Через полтора месяца после переезда к Хагенам мне исполнилось семь лет; не припоминаю ни праздника, ни даже поздравлений по этому поводу. А вот Рождество в приемных семьях праздновали с размахом. Ассоциации приемных родителей заваливали нас подарками. Адель обещала прислать мне детскую игрушечную духовку – «Чудо-печку», но с апреля я даже писем от нее не получала. У Хагенов тоже была традиция открывать в Сочельник только один подарок. Но одна из девочек попросила развернуть еще один. Миссис Хаген поддалась на уговоры. Затем кто-то проканючил: «Ну только еще один», и внезапно для самих себя мы развернули все подарки. Тем вечером я легла в постель с чувством, что праздник безнадежно испорчен. В Санта-Клауса я уже не верила, и с последним открытым подарком Рождество для меня закончилось. Однако наутро под елкой нас ждали новые подарки – по одному для каждого! Хотя в шуршащей обертке оказались всего лишь пазлы, рождественское утро казалось совершенно немыслимым без подарка, пусть даже не от близких людей. С тех самых пор, как меня увезли из Южной Каролины, я чувствовала себя никому не нужной.