…
Сигарета, выкуренная в семь жадных затяжек, до кашля и горечи во рту, слегка привела меня в чувство. Шатающаяся, зыбкая реальность вновь обрела какие-то контуры.
Из непроглядной тени боковой аллеи вышла парочка, неспешно направились к обрыву, в мою сторону. Он что-то треплет без остановки, старательно выделывается и позерит, она в ответ мило смеется, кокетливо прикрывая ротик ладонью, флиртует, ежесекундно поправляя волосы за ухо – классика. Молоденькие совсем, зеленые, на вид лет по 16-18. Подходя ко мне, напряженно смолкли на секунду и покосились. Ну извините, дорогие. Кажется, я обламываю кому-то намеченный тут уединенный романтик. Сейчас уйду. Я здесь, между прочим, был первым, и, если что, страдаю, поэтому нечего на меня так смотреть.
Время уже глубокая ночь, хоть и лето. Поздновато, пожалуй, для таких прогулок. Берегите себя. Не подходите в темноте близко к обрыву. Моя Си – вот всегда в этом месте смешно жмурилась, поспешно отступая и оттаскивая меня за руку, подальше от края. Она боялась высоты. И еще она боялась лжи. А я был уверен, что не боюсь ничего на этом и ином свете. Ничего.
Я, пожалуй, пойду дальше, найду себе еще выпивки, да и вернусь в свою пещеру. Накидаюсь в одиночку, включу музыку на ноутбуке, буду сидеть, пьяно раскачиваться на табуретке и мычать в такт, подпевая. И так до тех пор, пока не свалюсь без памяти под эту же табуретку, если не хватит сил добрести до дивана, не раздеваясь.
Минздрав утверждал мне, что я сильнее без алкоголя. Но я не особо-то ему доверял, о нет, не так уж я и прост.
Обрывки #3.
Длинная ночь, мутное утро.
– Замутненность – от грусти, – повторил черноусый в беретке. – а грусть – от бабы.
Венедикт Ерофеев "Москва – Петушки"…
Я сидел за обшарпанным столом на обшарпанном высоком барном стуле, не пойми откуда взявшемся в этом храме душевных и физических скромных радостей, и рассматривал обшарпанные фотообои в полстены. Погода на них была – огонь. Море, солнце, пальмы. Там все было включено, а здесь – всё выключено. Только приятный моим расстроенным нервам рассеянный свет заливался в комнату из приоткрытой двери ванной комнаты. Шторы были плотно задернуты, диван – по-хозяйски полуразвалился посреди комнаты, фотообои зазывали воображение на морское побережье, а я сидел и вяло раздумывал, глотнуть ли еще пива или выйти отсюда, спуститься на первый этаж, мимо каморки администратора, на крыльцо, чтобы покурить еще раз. Здесь просили не курить.
Дверь открылась без стука, но со скрипом. Я сидел к ней вполоборота, и мне было плохо видно, кто там явился. Но сразу оборачиваться я не стал – во-первых, так круче, а во-вторых – мне и правда это не было до такой степени интересно, чтобы дергаться.
Замерла на секунду. Профессионалка должна быть, а всё-таки и она немного напряглась такой моей манере встречать гостей – встала, осматривает меня. Видимо, раздумывает – может неадекват какой попался, или в дугу пьяный, или под чем-то. Молчит, глазеет. Я бросил притворяться статуей – не переиграть бы, потянулся за свежей банкой пива к краю стола, нарочито громко пшикнул ключом, запрокинул голову, немного картинно залил в себя несколько глотков хмеля. Естественно, предательская банка сразу вспенилась всем своим содержимым и попортила мне эффектную картину, пустив струю шипящего пива мне на подбородок, горло, и за шиворот мятой рубашки. А, по фиг.
Она поняла, что раз я так встречаю её, глотками пива – значит, это явно показывает, что из основных разновидностей постояльцев этих чудных апартаментов ей сегодня попался самый привычный и сравнительно безопасный – хмельной клиент. С такими работать – ей не привыкать. Немного расслабилась, двинулась дальше. Сейчас она для разведки будет разговором оценивать степень моего опьянения, а я…Блин, да ничего я не хочу, и голову ломать не буду, как надо вести себя дальше. Я очень устал.
Подошла к столу, а поскольку я так же старательно избегал начинать её рассматривать, уделив всё внимание таким интересным и занимательным буквам на запотевшей пивной банке, она взяла и сыграла ва-банк. Усмехнулась, положила ладони на стол сбоку от меня, уперлась ими, да в секунду, одним рывком, весьма утонченно и даже изящно, легко взгромоздила себя прямо на стол, и уселась так. Обнаженные, не длинные, но весьма и весьма стройные ножки в коротких черных шортиках вытянула, разглядывая меня. Тут уж волей-неволей оторвал я глаза от банки, окосевшие от изучения значений углеводов в своем пойле, и перевёл их на неё.